Народ, радеющий о благе Народа, всегда ждет разочарование. Очень скоро выяснится, что Народу вовсе не свойственно испытывать признательность к своим благодетелям, равно как не свойственны ему дальновидность и послушание. Зато Народу присущи глупость и нежелание что-либо менять, а любые проявления разума его пугают. Таким образом, дети революции всегда сталкиваются со старой, как мир, проблемой: сменив правительство, они обнаруживают, что менять надо было не только правительство (это-то само собой), но и народ.

Стоит лишь подойти к народу с теми или иными мерками, как выясняется, что мерить-то и некого. Только что по улицам победно шествовала революция — и вот уже никто не шествует, а просто мечутся напуганные люди. Так всегда происходит, когда механизм города дает сбой, колеса перестают вращаться и нарушаются мелкие повседневные правила. Тогда люди становятся хуже баранов. Бараны просто бегут, они не пытаются укусить других баранов, мчащихся с ними бок о бок.

К закату любой человек в мундире станет мишенью. И уже будет не важно, кому сочувствует стражник: восставшим или власти. Он станет просто человеком в доспехах…

— Что? — спросил Ваймс, рывком возвращаясь к действительности.

— Ты в порядке, сержант? — спросил капрал Колон.

— Гмм? — пробормотал Ваймс.

Реальный мир вокруг постепенно обретал очертания.

— Ты был какой-то странный, — пояснил Фред. — Смотрел в пустоту. Зря ты не поспал нормально, сержант.

— В гробу отосплюсь, — огрызнулся Ваймс, осматривая строй стражников.

— Да, я слышал, сержант. Вот только там тебя никто не разбудит и не принесет чашечку чая. Я построил людей, сержант.

Фред сделал все. Как и сами стражники. Впервые в жизни Ваймс видел таких… форменных стражников. Обычно стражник надевал шлем или нагрудник. Остальное обмундирование представляло собой повседневную одежду, подобранную в соответствии с личными вкусами. Но сегодня стражники, по крайней мере, оделись опрятно.

Жаль только, стражники так сильно отличались ростом. Никому не под силу было бы одним взглядом охватить строй, на одном фланге которого стоял Букли, а на другом — Масхерад. Коротышка Букли однажды даже получил выговор за то, что, стоя навытяжку, смотрел сержанту в пупок, а не в глаза, смотреть в которые ему было не под силу. Масхерад, напротив, всегда первым из патрульных узнавал, что начался дождь. Чтобы видеть эту парочку одновременно, не рискуя заработать сложную форму косоглазия, нужно было стоять очень далеко от строя.

— Молодцы, ребята, — скупо похвалил Ваймс стражников, но больше ничего сказать не успел: на лестнице уже послышались шаги Ржава.

Очевидно, капитан впервые увидел подчиненных в полном составе. Надо признать, он оказался крепким орешком, потому что всего лишь вздохнул.

— Мне нужно на что-нибудь встать, — сообщил он, повернувшись к Ваймсу.

Ваймс сделал вид, что не понял.

— Сэр?

— Я хочу обратиться к подчиненным, чтобы воодушевить их и подбодрить. Необходимо, чтобы они осознали политические предпосылки возникновения кризиса.

— О, мы все и так знаем, что лорд Ветрун полный псих, — радостно сообщил Букли.

Лоб Ржава едва не покрылся изморозью.

Ваймс вытянулся во весь рост.

— Ра-а-азойдись! — рявкнул он и наклонился к Ржаву, когда стражники бросились врассыпную. — Мы можем поговорить наедине, сэр?

— Этот человек действительно сказал, что… — промямлил Ржав.

— Так точно, сэр. Это ведь простые люди, сэр, — произнес Ваймс, лихорадочно ища выход из положения. — Лучше понапрасну не смущать их умы, сэр, если понимаете, о чем я.

Ржав добавил предложенную версию к тем, что у него ранее имелись. Ваймс почти воочию мог наблюдать за ходом его мысли. Точка зрения, подброшенная Ваймсом, вполне соответствовала общему мнению Ржава о Страже. Констебль вовсе не собирался дерзить, он был всего лишь обычным простофилей.

— Они знают, в чем состоит их долг, сэр, — добавил Ваймс, чтобы закрепить успех.

— Их долг, сержант, состоит в выполнении приказов.

— Так точно, сэр.

Ржав подкрутил усы.

— В твоих словах что-то есть, сержант. Ты этим людям доверяешь?

— Честно говоря, да, сэр.

— Гмм. Через десять минут начинаем обход ближайших улиц. Пора действовать. Донесения поступают тревожные. Мы должны держать фронт, сержант.

«И он в это верит, — подумал Ваймс. — Действительно верит».

* * *

Стражники строем вышли на залитые полуденным солнцем улицы, и выглядело это кошмарно. Они не привыкли маршировать, обычно они передвигались по улицам одним из двух способов: прогулочным шагом, вряд ли входившим в общепринятый перечень военных маневров, или бегом, что значилось в этом перечне как поспешное отступление.

Кроме того, шеренги неуклонно сжимались под давлением разумных опасений стражников за собственные шкуры. В движении колонны присутствовала боковая составляющая — каждый стремился оказаться в центре строя. У них были щиты, но легкие, сплетенные из прутьев, предназначенные для отражения несильных ударов и летящих камней; если в такой щит вонзится что-то острое, толку от него не будет. Таким образом, по мере продвижения строй превращался в удлиняющуюся толпу.

Ржав этого не замечал. У него был особый дар не видеть то, чего он не хотел видеть, и не слышать то, чего не хотел слышать. Но не заметить баррикаду было не под силу даже ему.

Анк-Морпорк ведь, по существу, не был единым городом, и особенно это становилось заметно, когда начинало пахнуть жареным. Такие известные всем места, как Сестры Долли, Сонный холм и Семь Лежней, когда-то были деревнями, которые просто оказались на пути беспорядочно растущего города. Они по-прежнему держались обособленно. Да и не только они… Стоило свернуть с одной из главных улиц, и ты попадал в скопление отдельных мирков. Люди почти не покидали их. Если что-то случится, ты мог рассчитывать только на свою семью и соседей. Что бы ни происходило, ты делал все, лишь бы это не происходило на твоей улице. Это не значило, что люди поднимались на революционную борьбу. Как раз наоборот. Они садились на порогах своих домов, чтобы защищать их от любых революций.

В Корсетном переулке возводили баррикаду. Не слишком прочную, потому что в дело шли в основном перевернутые рыночные палатки, небольшая повозка и очень много обычной мебели, но это был Символ.

Усы Ржава встопорщились.

— Прямо на наших глазах! — рявкнул он. — Абсолютное пренебрежение к законной власти, сержант. Выполняй свой долг!

— В чем именно он заключается в данный момент, сэр? — поинтересовался Ваймс.

— Арестуй зачинщиков! И пусть твои люди разберут баррикаду!

Ваймс вздохнул.

— Хорошо, сэр. Сейчас я их поищу, если отойдете в сторону и пропустите меня.