Кто это был? Кто.

Обеденный стол, на столе лежит труп. Под столом — застывшая лужа, весь пол истоптан бурыми следами. Невыносимо пахнет кровью и рвотой.

«То, что вы просите, прекрасная госпожа, стоит намного дороже».

Господи, как воняет.

Я… должна подумать.

«Конечно. Ни в коем разе не тороплю.»

Я… дам ответ… через месяц.

Но я умираю.

У-ми-раю.

Против ожидания, она ничего не ощутила. Слабое сожаление — и только.

Плохая королева. Не справилась ни с чем.

Так говорят собачке, нагадившей в неположенном месте.

Плохая, фу.

Я умираю в каком-то деревянном гробу, наполненном землей. Никто и не найдет. Есть ли здесь крысы?

Неслышное движение в полумраке. Гул моторов в вышине, в крови, толкается в сердце.

Она проследила расплывающимся взглядом — кто-то невесомый, тонкий как тростинка, стоял рядом.

Белое смутное пятно лица, текущие смоляные реки волос, шелестящий шелк одежд.

Кто-то стоял рядом с ней, смотрел сверху вниз — рукой подать.

Не пахло от него ни человеком, ни сумеречным.

Амарела опустила глаза — на просыпавшейся земле стояли белые узорчатые башмачки, едва придавив податливые комья. Подол длинного незнакомого одеяния казался тоньше паутины, глаже речной воды. Шелк, шелк, — водопады шелка, струи темных прядей, глаза — как два черных зеркала.

— Странно… выглядишь, смерть, — она с трудом открыла рот, язык почти не слушался.

Смерть в белых одеждах спокойно рассматривала ее — пустое, отрешенное лицо, печальное, кажется.

Темно-темно, захрупало стекло под башмачком. Осколки опустевшего шара так и лежали рядом. Существо прошло мимо нее.

За белым подолом, в земле проступали какие-то белесые выпуклые веревки, змеились, как черви, поблескивали.

Амарела вздрогнула, прижимаясь к мешкам. В слабом свете шаров росли побеги, поднимались, теснясь к стеклу, оплетая ее сапоги, тыкаясь в порванную джутовую ткань — разнимали сложенные ладони семядолей, высовывали корни там, где оно прошло — и тут же увядали, бледные, бессмысленные. Резко пахло землей.

За бортом текла вода, пульсировала кровь в ушах. Катер тянул баржу с сагайской плодородной почвой вверх по Маржине. Рейна Амарела безучастно смотрела, как маленькие следочки прорастают травой и листьями, картинка расплывалась и мутнела. Тяжелый гул самолетов заполнял весь мир. Через сорок пять минут на бухту Ла Бока упали первые бомбы.

Забрав королевское оружие, Анарен попрощался и ушел. Герейн покачал головой, глядя на закрывшуюся дверь. Впрочем, глупо предлагать охрану или сопровождение созданию, жившему в этом дворце за много столетий до нынешнего короля. Кроме охраны, гостей и придворных роскошная резиденция Лавенгов была щедро населена призраками, воспоминаниями и кошками. Испокон веков считалось, что серые, как серебро, хвостатые красавицы — фюльгьи ушедших предков. Никто никогда не трогал их и не притеснял. До тех пор, пока не началось Изгнание Лавенгов. Дворец сильно пострадал, часть сгорела, а кошек… Кошек убивали десятками. Всем досталось: и царственным серым, и простым домашним. Но сейчас вряд ли кто-то заступит дорогу вернувшемуся из Полуночи принцу в его собственных владениях.

Он миновал прозрачный, как вода, занавес, почувствовав упругое сопротивление неведомой силы — словно сквозь быструю воду и идешь, только не намокаешь. В спальне обстановка была еще скуднее — двуспальная старинная кровать с каманами на резных столбиках, скучные черно-белые плитки, вытертые до вмятин и смазанных краев, белый ковер на полу и здоровенный Вранов экран поперек комнаты, зеленоватое стекло которого по размерам соперничало с высоким окном.

Герейн подошел ближе, поднял руку, повел пальцами в воздухе — экран ожил, просиял. Черт его знает, как дролери делают это. Немыслимо. Проявилась картинка: огромное, многократно увеличенное лицо — темные провалы глаз, впадины под скулами, черным — волосы, неверное освещение превращает изображение в маску, только губы едва шевелятся.

Камера отъехала, лицо Врана уменьшилось, стала видна лаборатория — мягкие вспышки света, пульсирующая тьма, не имеющая источника — словно дышит кто-то огромный. Рядом с Враном — привычно-элегантный День с непроницаемым лицом: неверное освещение стерло с его кожи золотистый оттенок, сделало иззелена-бледным. Мораг далеко, почти в тени, в излюбленной позе: скрестила руки, сжала челюсти, мрачно наклонила голову, черная грива мотается по плечам — были бы на спине шипы, сейчас поднимала и опускала бы их. Смотрит куда-то на другой экран, хмурит брови. Сель, даже не успевший переодеться после приема, замер у Врана за плечом, как насторожившийся лесной кот. Он кажется равнодушным и непричастным к происходящему, но напряжение чувствуется, вот-вот оно надавит на хрупкое стекло — и картинка посыплется, распадаясь в мелкое крошево.

Компания злых призраков. Репортаж с изнанки мира.

Родичи.

— Помехи усиливаются, — недобро изломанные губы шевельнулись. — Я регулирую картинку, но качество плохое. Райо вышел за пределы северной границы.

А ведь они обеспокоены. Вот к Мораг подходит кто-то из ее людей, что-то говорит, снова уходит в тень. Мораг кивает, не меняя выражения лица и не оборачиваясь. Шевеление на заднем плане, в тенях и вспышках.

Да что там, зная свою сумеречную родню, Герейн сказал бы что они — в панике. Даже Вран.

— Дай изображение.

Огромный квадрат дролерийского стекла словно разделило на части — картинка Врановой лаборатории еще больше умалилась и убралась в верхний угол, а перед Герейном раскрылось море, такое, какого не увидишь и из кабины истребителя.

Иззелена-черная гладь во все стороны, неровный рельеф дна, пятна островов. Потом изображение, четкое до ирреальности, размылось, замерцало серыми пятнами.

Вран поморщился.

— Помехи. Увеличиваю.

Море, море, мерно дышащая вода. Рябь, морщины. Обломки. Мелькнуло и пропало. Снова помехи и серое мерцание.

Обломки!

Герейн подался вперед, стараясь разглядеть. Ему почудилось хвостовое оперение одного из «альконов», размытый номер — в глазах потемнело. Наверное, обознался.

— Самолет в воде, — безучастно сказала Мораг.

— Семерка. Это «Радость», — Сель осторожно поднес пальцы к скулам, будто во сне.

Волны под внимательным взглядом Райо вскипели и вдруг стали величиной с дом. Мораг зашипела, выругалась. Герейн не мог отвести глаз от экрана.

Пляшущие и заворачивающиеся водоворотом волны. Муть в воде и воздухе. Движущиеся темные кольца. Огромный… змей? Дракон? Сверху хорошо видно долгое, петлистое тулово, наполовину скрытое под водой — побольше иного острова. Распахнутые тенета крыльев. Одно висит рваными клочьями, тварь заваливает на бок. Над тварью и по ее бокам вьются белые самолеты, хрупкие, как чайки. Цветок разрыва. Шатает по волнам несколько найльских кораблей — как лоханки. Узнаваемые очертания чудом уцелевшего крейсера, который отходит от эпицентра битвы.