Несмотря на разные мысли, которые роились у нее в голове, в эту ночь Лейси быстро заснула. Невыносимая жара наконец сменилась прохладным ветерком, который выдул всю духоту из ее комнаты. Спать в такой легкой прохладе было здорово.

Однако в середине ночи Лейси проснулась. Ей приснилось, что на берегу вопила кошка, и звук был такой ужасный, что она мигом очнулась. Села, голова была тяжелой.

Она действительно подумала, что это Рани. Но звук раздался снова, и теперь, когда она больше не спала, она поняла, что это был за крик. Маккензи.

Она вскочила с постели и бросилась в коридор. Бобби выходил из своей комнаты, застегивая джинсы, и Лейси удивилась тому, что обрадовалась, увидев его там. Он мог бы пойти к Маккензи, девочке будет легче с ним. Он найдет что сказать.

Но он остановился, когда увидел ее.

– Иди, – сказал он тихо, почти одними губами, и махнул рукой в сторону комнаты Маккензи.

Лейси хотела попросить его самого пойти к Маккензи, но что-то в его лице подсказало ей, что сделать это следует ей. Крики прекратились, но из спальни послышался звук рыданий. Кивнув Бобби, она открыла дверь.

Маккензи сидела в изголовье кровати, сжавшись в комок, обхватив руками согнутые ноги и спрятав голову на коленях. Лейси присела на краю кровати, и, к ее удивлению, Маккензи потянулась к ней, выставив вперед руки, так же, как делала Рани, когда хотела, чтобы ее взяли на руки. Лейси придвинулась ближе и притянула девочку к себе. Все еще плача, Маккензи свернулась в клубок возле нее, и Лейси, крепко обхватив ее, прижалась щекой к ее голове. Девочка была горячей и влажной на ощупь, ее волосы мягко касались щеки Лейси. Наверное, ей было очень плохо, если ей был нужен такой близкий контакт с ней.

– Увидела плохой сон? – спросила Лейси, не меняя позу.

Тело Маккензи дернулось от рыданий.

– Мне снилось это, – прохрипела она, – но это был не просто сон… потому что это действительно произошло…

Она плакала, когда говорила, плечи ее сотрясались в руках Лейси.

– Та авария. Как будто все случилось снова.

Лейси закрыла глаза, но, вместо того чтобы представить пьяного водителя, врезающегося в машину Джессики, она оказалась в приюте для женщин, где Захарий Пойнтер ворвался в комнату и нацелил пистолет на свою жену.

– Все будет в порядке, – прошептала она Маккензи, хотя и знала, что жизнь девочки никогда по-настоящему не будет в порядке снова. Не в таком порядке, как это было раньше.

– Она смотрела на меня, когда это случилось, – прорыдала Маккензи. – Если бы меня там не было, она, может быть, и сумела уйти с дороги этого пьяницы… Этого пьяного идиота.

Лейси с отчаянием подумала, что почувствует Маккензи, если узнает, что Бобби лишил жизни двоих людей из-за того, что вел машину пьяным. Когда-нибудь ей придется узнать об этом.

– Жизнь полна несправедливостей, – обронила Лейси.

Если бы только она и ее мать не пошли в приют для женщин именно в тот день. Если бы только она, а не ее мать встала перед женой Захария Пойнтера. Может быть, Пойнтер не застрелил бы ребенка.

– Мы не можем изменить то, что уже случилось.

– Ну, тогда жизнь отвратительна, – все еще плача, ответила Маккензи.

– Да, – согласилась Лейси. – Иногда это и вправду так.

– Как ты вынесла то, что твою мать убили? – Маккензи не убрала голову с плеча Лейси. Более того, впервые Маккензи спросила Лейси о ее утрате.

– Не очень хорошо, – сказала Лейси. – Я бунтовала, вот как и ты это делаешь.

– Я не бунтую.

– Нет? – улыбнулась Лейси. – Ты иногда бываешь угрюмая. Ты крадешь в магазинах. Ты таскаешь деньги из моего кошелька. Ты оставила мой вибратор на кухонном столе, чтобы весь мир его увидел.

Маккензи издала звук, скорее похожий на хихиканье, чем на рыдание.

– Что значит угрюмая? – спросила она.

– Ворчливая. Злобная.

– Я даже не знаю, почему я становлюсь такой. – Девочка вздохнула. – Я раньше такой не была.

– Думаю, что ты больше не знаешь, что хорошо, а что нет, – сказала Лейси. – Твоя жизнь изменилась слишком сильно и слишком быстро для тебя, а это пугает. Когда люди боятся, они поступают совсем не так, как всегда.

– А ты тоже была угрюмая?

– Хуже, чем угрюмая, – скривилась Лейси. – А уж когда мой отец начал встречаться с Оливией – ты знаешь, матерью Джека и Мэгги, – это и вовсе было ужасно. Я сначала не любила ее, не только потому, что я боялась, что она попытается занять место моей мамы, но и потому, что любить ее значило каким-то образом предать маму.

– Да. – Маккензи произнесла это с таким убеждением, что Лейси поняла, что эта мысль имеет для нее реальный смысл.

– Потом я поняла, что внутри меня достаточно любви и что я могу оставить тонны любви своей матери, и у меня еще много останется для других людей.

Маккензи похлюпала носом на плече Лейси.

– А ты любишь Оливию?

– Очень. Совсем по-другому, чем я любила свою мать. Оливия не была заменой. Просто новым человеком, который начал обо мне заботиться.

Какое-то время никто из них ничего не говорил, и тело Маккензи начало сотрясаться от нового приступа плача. Повинуясь инстинкту, Лейси погладила ее по спине.

– Все будет хорошо, – утешала она, сожалея, что не в ее власти исправить все за один миг.

Каждое рыдание, пронизывавшее тело Маккензи, вызывало новую волну чувств – что-то вроде любви – в сердце Лейси, и она все крепче держала ее. Она почувствовала, что защитная скорлупа, которую девочка создала вокруг себя и о существовании которой она сама даже не подозревала, сейчас раскололась и упала с ее плеч на пол. От чего она себя защищала? От собственных чувств? От ощущения боли?

Наконец Маккензи снова заговорила.

– Ты тоже думаешь, что все случается по какой-то причине? – спросила она. – Мне так говорила Амелия. И другие люди тоже. «Это случилось по какой-то причине, Маккензи. Мы не знаем по какой, но будь уверена, это должно было случиться». Но я не могу назвать ни единую причину, почему мама должна была умереть.

– Ну, многие люди так говорят, – пожала плечами Лейси. – Я думаю, для них это утешение, считать, что все происходит по какой-то там причине.

– И ты так считаешь?

Лейси помедлила, не желая лишать девочку веры, если она давала ей утешение. И все-таки она считала, что должна быть честной.

– Полагаю, что я сама не верю в это. Но, милая, – это ласковое обращение слетело с губ с такой легкостью, что если оно и удивило Маккензи, то ее саму удивило еще больше, – я думаю, что люди, с которыми произошло что-то ужасное, должны пытаться справиться с ситуацией любыми способами, которые им помогают. Это наша задача. Однако это делать гораздо труднее, чем верить, что все происходит по какой-то необъяснимой причине и, значит, пусть все будет так, как будет. А еще в таких ситуациях хочется заручиться поддержкой людей, которых ты потеряла. Вот, например, я раньше думала: «Что бы мама хотела, чтобы я сделала?», когда мне надо было принять решение. И мне это помогало. Но, помимо этого, приносило и много боли.