– Думаю, я лишусь места в Оксфорде, – очень тихо сказала она.

Я оцепенел.

– Почему?

– Меня уволили, и Тони написал плохую рекомендацию в мое личное дело. Он отправил мне скан, хотя, ознакомившись с ним, я не поняла, с чего он взял, что я хотела бы это прочитать. Если вкратце, там говорится, что я посредственный работник, потому что мои мысли были заняты тобой, и по его мнению, это сказалось на качестве моей работы.

Я сделал шаг вперед. Кровь стучала в жилах так, что у меня заболела грудь.

– Во-первых, это совершеннейший абсурд. Я не раз слышал, как он хвалил тебя. И во-вторых, он не знал о твоих чувствах до поездки!

– Я знаю. Спасибо, что объяснил, – сухо сказала она, кладя скотч на свой опустевший стол.

– Руби, прекрати, пожалуйста. – Меня затошнило. Я ничего не мог с этим поделать, но ее слова отдавались во мне горечью.

– …а прямо на следующий день ты пошел к Порции поговорить насчет примирения, полагая, будто я так отчаянно жажду твоего внимания, что буду ждать тебя, если ты передумаешь. – Она взглянула на меня, и у нее потекли слезы. – Думаю, ты сделал такой вывод, потому что я всегда хотела говорить с тобой обо всем. Ты думал, я пойму, как тебе важно выслушать ее, и что все это окажется сильнее моей потребности быть тебе нужной.

Я открыл рот и снова закрыл.

– Думаю, ты решил, что это прекрасная идея, потому что – ура! – оказывается, Порция не робот, у нее есть чувства и она наконец готова ими поделиться. – Она вытерла щеки. – Но нет. Я хотела, чтобы ты вот что ей сказал: у нее было одиннадцать лет в качестве твоей жены, чтобы говорить на эти темы, а теперь у тебя есть девушка, с которой ты в первую очередь говоришь о том, что у тебя на уме и на сердце.

Она набрала полные легкие воздуха, перед тем как продолжить:

– Господи, я так сильно хотела знать о тебе все, что была готова слушать о твоей сексуальной жизни с Порцией сразу после того, как мы занялись сексом в первый раз. Черт бы все это побрал. – Она резко засмеялась, но в этом смехе не было веселья. Я никогда не видел, чтобы она была так откровенна. Руби не выбирала слова, чтобы не ранить меня; она просто говорила все как есть.

– Ты мог бы сказать ей, что вы можете перекусить днем вместе, если ей хочется излить душу, или она может написать чертов имейл. Но пойти к ней домой на следующий день после нашей первой ночи? Проявить нежелание дать ей понять, что ты теперь со мной? – Она покачала головой, утирая слезы, катившиеся градом. – Пусть даже наши отношения странные, неловкие, непонятные. Между нами было что-то хорошее, что-то настоящее, и ты это знал.

– Это правда, – сказал я. – Мы оба это знаем.

Я сделал шаг навстречу и положил руки ей на талию. К моему огромному облегчению, она не отстранилась, и я прижался губами к ее шее.

– Руби, прости меня.

Она кивнула, не отзываясь на мою ласку.

– Ты сделал мне больно.

– Я был идиотом.

Она отстранилась, закрыла глаза, собираясь с силами. А потом, к моему крайнему ужасу, взяла коробку и ушла от меня, не успел я подобрать нужные слова, чтобы ее остановить.

Я принес домой папки, но толку от этого было немного. Остаток уикенда я был так же бесполезен, как и неделю до этого.

Спал. Ел. Пил до потери рассудка. Смотрел в потолок.

Мой телефон подозрительно молчал. Я радовался тому, что мне не звонят Тони, семья, Порция. Но я приходил в отчаяние каждый раз, когда смотрел на экран и видел, что нет ничего от Руби.

Так что когда он зазвонил из того места, куда я зашвырнул его пару часов назад, потребовалось несколько секунд, чтобы я вышел из транса и ответил.

Спотыкаясь и матерясь, я добрался до телефона.

– Макс?

– Я уже говорил с Ребеккой, – сказал он вместо приветствия.

– М-м?

– Мама в шоке. Ребекка сказала, что, по ее мнению, Руби – та самая.

Моя сестра.

– Она же никогда не видела Руби.

– Видимо, это не имеет значения.

Я уткнулся в стакан с джином.

– По крайней мере, вы никогда не бросались ни в какое дело очертя голову.

– Такое ощущение, будто ты недоволен.

Уставившись в стакан, я ответил:

– Типа того. И несчастен.

– Ой, да ладно. Что случилось?

– Руби меня бросила.

Несколько секунд Макс молчал.

– Не может быть.

– Может. Наш роман в Нью-Йорке стоил ей работы, а я отделался легким укором. Теперь она переживает, что не попадет в программу Мэгги.

Он громко выдохнул.

– Черт побери.

– А еще я пошел на ужин к Порции на следующий день, после того как мы с Руби наконец занялись сексом, и я даже понятия не имел, что Тони выдвинул Руби ультиматум: или я, или работа.

– И она выбрала тебя, – угадал мой брат.

Я засмеялся.

– Да уж.

– Ты придурок.

– Именно. – Я опустошил стакан и уронил его на пол. – В общем, не стоит с говорить, что она порвала отношения со мной довольно решительно.

– Поэтому ты собираешься упиваться жалостью к себе и напиться вусмерть?

– Ты знаешь, какова была моя жизнь с Порцией, – начал я. – А с Руби… Никогда раньше я не думал о детях или о том, что ты нашел с Сарой, но с ней… – Я уставился в окно на небо и молодые листья, подрагивающие на ветру. – После этого никогда уже мне не будет хорошо. Она меня изменила, и я… Я не хочу становиться прежним. – Секунду на том конце линии царила тишина, и я снова потянулся за стаканом, наполняя его. – Так что напиться до беспамятства и забыться – вот мой путь.

– Или, – предложил он со смешком, подразумевавшим: «Ты придурок», – ты можешь поднять свою тупую задницу и поговорить с Мэгги. Черт возьми, Найл, ты ведешь себя так, будто у тебя нет никаких ресурсов. Выясни, чем ты можешь помочь и что исправить. Вот твой путь, дружище.

После того как я наконец протрезвел, у меня появилось некоторое время на размышления. Я ехал на поезде из Лондона в Оксфорд. Маргарет Шеффилд была для меня важным человеком, она присутствовала на моей защите диплома и оказывала мне больше помощи, чем мой наставник-алкоголик. Хотя Мэгги специализировалась на гражданской инженерии, она приложила руку и к дизайну многих важнейших коммерческих зданий в Лондоне, и я восхищался тем, как ее карьера развивалась от инженерии к архитектуре и городскому планированию. Один из самых важных моментов в моей профессиональной жизни, которым я особенно горжусь, был день, когда на важной конференции коллега отрекомендовал меня словами: «Маргарет Шеффилд нашего поколения».

Но я никогда не говорил с ней по личным делам. На самом деле, до того дня на прошлой неделе, когда я влетел в кабинет Тони, я никогда не относился ни к одному своему коллеге иначе, как с профессиональной точки зрения. Поэтому несмотря на холодный ветер, когда я шел по Паркс-Роуз к Том-билдинг, мне было жарко от волнения.