III. Выведение причин этого из предполагаемой человеческой воли, что основывается не только на словах.

IV. Но также на действиях.

V. И на воздержаниях от действий.

VI. Каким образом истечение времени вместе с фактом отсутствия владения и при умолчании дает основание для предположения об оставлении права.

VII. Обычно для такого предположения достаточно лишь незапамятной давности, и какова она.

VIII. Опровержение возражения, согласно которому нельзя предположить, чтобы кто-нибудь покинул свое имущество.

IX. Без такого предположения собственность по праву народов может переходить вследствие продолжающегося с незапамятных времен владения.

X. Может ли еще не рожденный ребенок быть лишен права таким образом?

XI. Могут ли права верховной власти приобретаться народом и царем в силу продолжительного владения?

XII. Обязывают ли внутригосударственные законы о давности носителя верховной власти, что изъясняется посредством различения понятий.

XIII. Могут ли быть приобретены или утрачены в силу давности права, присущие верховной власти, отделимые от нее или сообщаемые другому?

XIV. Опровержение мнения, согласно которому подданным всегда дозволено получить свободу.

XV. Изъяснение того, какие правоспособности никогда не могут быть утрачены.

I. Почему истечение времени и приобретение по давности в собственном смысле не должно иметь места во взаимоотношениях различных народов или их правителей

Здесь возникает серьезное затруднение относительно давности. Так как это право введено внутригосударственным законом (ибо время по собственной своей природе не имеет никакой действительной силы, ведь ничего не производится только временем, хотя ничто не совершается иначе как во времени), то оно, как полагает Васкес (кн. II, гл. 51, 28), не может иметь значения во взаимоотношениях между двумя свободными народами или царями, или же между свободным народом и царем, а также между каким-нибудь царем и частным лицом, не состоящим в его подданстве, и между двумя подданными двух различных царей или государств[363]. Сказанное представляется справедливым постольку, поскольку вещи или действия не связаны законами, действующими на данной территории. Но если допустить это, то отсюда, по-видимому, проистечет величайшее неудобство, так как споры о царствах и их границах никогда не прекратятся, что не только способствует возбуждению умов у множества людей и возникновению войн, но также противно общему мнению народов.

II. Тем не менее и между ними обыкновенно узаконяется продолжительное владение

Ведь в Священном Писании повествуется о том, что в ответ на обращенное к нему требование царя аммонитян вернуть земли, находящиеся между Арноном и Иаббаком, от покинутых арабами вплоть до Иордана, Иефта сослался на трехсотлетнее владение ими и спросил царя, почему же тот и его предки в течение столь продолжительного времени допускали это. И лакедемоняне у Исократа считали самым несомненным и общепринятым у всех народов[364] положение, согласно которому государственные владения – не в меньшей мере, чем частные – с течением продолжительного времени настолько закрепляются за владельцами, что уже не могут вернуться к прежнему владельцу (Архидам), ссылкой на такое право они отвергли притязания тех, кто требовал возвращения Мессены. По-гречески это гласит следующим образом «Имущества как публичные, так и частные по истечении продолжительного времени владения всеми считаются государственной или вотчинной собственностью». Тот же Исократ обращается к Филиппу со следующими словами: «Так как продолжительность сообщает прочность и устойчивость владению». Опираясь на это право, Филипп Второй говорил Т. Квинцию, что «государства, завоеванные им, он намерен освободить, те же, которые перешли к нему от его предков, находятся в его законном и наследственном владении, и он не намерен их уступить» (Ливий, кн. XXXII). Сульпиций в споре с Антиохом доказал несправедливость того, будто бы, если когда-нибудь народы Греции и Азии находились в чьем-либо подданстве, то право это по истечении нескольких столетий может привести их в состояние подчинения (Ливий, кн. XXXV). И историки[365] попытки вернуть прежнее считают пустословием (Тацит, «Летопись», VI), гнилой и устарелой болтовней (Диодор). У Цицерона во второй книге «Об обязанностях» встречается такое место: «Какая же справедливость в том, чтобы покинуть поле, которым владели многие годы или даже целые столетия!»[366]

III. Выведение причин этого из предполагаемой человеческой воли, что основывается не только на словах

Что же возразить на это? Действие права, зависящее от намерения, тем не менее не может, однако же, быть следствием одного только внутреннего акта сознания, который не обнаружен какими-нибудь внешними законами; потому что сообщать праву действенность чисто внутренними актами несообразно с человеческой природой, которая не может распознавать акты воли иначе как с помощью знаков. И по этой причине чисто внутренние акты не подчинены человеческим законам. И никакие законы не дают относительно внутренних актов души математической достоверности, но дают лишь вероятность; ибо и словами люди могут выразить нечто иное, а не то, что они хотят и мыслят на самом деле, и своими действиями они могут вводить в заблуждение. Однако природа человеческого общества не допускает того, чтобы акты души, выраженные надлежащим образом, не имели никакой действительности. Оттого-то, что выражено надлежащим образом, принимается за истину против того, кто изъявит свою волю. Так, о словах вопрос решен.

IV. Но также на действиях

1. Нечто признается действительно покинутым, когда оно выброшено, если не такова обстановка, чтобы следовало считать вещь выброшенной в силу временной причины с намерением ее возвращения (L. Qua ratione. ult. D. de acq. rer. dom. L. Qui levandae. D. ad I. Rhod.L, Falsus. Sl lactum. D. de furtis). Так, при возвращении подлинной расписки[367] долг считается погашенным (L. Labeo. D. de pactis). Наследство может быть отвергнуто, полагает юрист Павел, не только в словесной форме, но также действиями или каким угодно изъявлением воли (L. Recusari. D. de acq. vel omitt hered.). Так, если собственник какой-нибудь вещи договорится заведомо с другим лицом – владельцем той же вещи как якобы с собственником ее, то, надо полагать, что он сознательно отказался от своей вещи; и нет никакой причины, почему этого не могло бы быть также между королями и свободными народами.

2. Подобно этому, если высший предоставляет возможность или повелевает низшему органу выполнять нечто, что последний не уполномочен совершать иначе как в виде изъятия из закона, то и следует полагать, что он действительно освобожден от соблюдения закона (L. Quidam. D. de rer, iud. L. Barbarius. de off. Praetoris). Это вытекает не из внутригосударственного права, но из права естественного, согласно которому каждый может отказаться от принадлежащего ему: а также – из естественной презумпции, согласно которой признается, что каждый хочет того, что он выразит достаточно ясно. В этом смысле можно признать правильными слова Ульпиана о том, что устное удостоверение исполнения обязательства имеет силу по праву