географии, так как умерший, по очереди призывая 42 богов, начинает каждое свое высказывание с упоминания названия места, откуда происходит каждый из них: города, нома, святилища, некрополя или какого-либо географического понятия, такого как Запад, небо, тьма, рассвет или первобытные воды. Первую речь покойный ведет от первого лица («Я не чинил зла людям»), а во второй предпочитает третье («О Ломающий Кости, вышедший из Гераклеополя, N не говорил лжи»[50]).

Вполне возможно, что два текста, сочиненные отдельно друг от друга в различное время и в разных местах, были объединены, когда 125-я глава Книги мертвых приобрела свой окончательный вид. Представители других народов попытались бы убрать словесные повторы, но египтяне слишком с большим уважением относились к письменному слову. «Никогда не добавляй и не вычеркивай ни одного слова», – советует Птахотеп в своем поучении.

Сколько бы ни было авторов – два или больше, все они использовали отрицательные предложения, что придает обеим речам поразительную оригинальность. Объяснить эту форму высказываний можно, если учесть, что боги четко и явно запретили все те действия, которые, по словам умершего, он не совершал. Формальным признанием этого является 10-я строка первой речи: «Я не делал мерзкого пред богами». В предшествующей главе уже говорилось о том, что бог той или иной местности запрещал совершение определенного действия (как правило, нескольких действий). Подобные запреты (по крайней мере, изначально) не были сопряжены с моралью или охраной здоровья. Боги запрещали людям причинять вред животным определенных видов, оказавшимся под их защитой или предназначенным для их собственного использования. Таким же образом они запрещали совершать те или иные поступки, так как считали их противоречащими всеобщей морали или из-за того, что эти действия вызывали у них неприятные ассоциации. Сравнив некоторые высказывания с конкретными запретами, мы увидим несомненную и очевидную связь между ними.

«О Иремибеф, являющийся в Чебу, я не плавал в воде!»[51] Божественным покровителем Чебу, столицы X нома Верхнего Египта, считался гиппопотам, живший в болотах и, очевидно, не желавший, чтобы кто-либо загрязнял его обиталище.

«О Сер-Херу, являющийся в Унси (город Сета в XIX номе), я не был несносен!»[52] Сет считался довольно раздражительным богом и не хотел, чтобы люди копировали его поведение.

Иными словами, этот случай можно назвать аналогичным предыдущему.

«О Херефхаеф, являющийся в Тепхет-Джат (пригород Мемфиса), я не мужеложествовал!» Содомия считалась пороком и была запрещена в Мемфисе и в двух других номах.

Конечно, в нашем распоряжении нет полного списка запретных поступков. Несмотря на то что некоторые высказывания не соотносятся с официально признанными запретами, они соответствуют запретам, которые можно назвать скрытыми, связанными с природой того или иного божества. К примеру, Мин, известный своими любовными похождениями, не одобрял мастурбацию, поэтому в 20-м высказывании второй речи говорится: «О Манигеф, являющийся в храме Мина, я не совершал непристойного!»

Многие высказывания, вошедшие в первую речь, особенно касающиеся имущества храмов, священных животных, пастбищных земель, отведения воды оросительных каналов и подделки мер и весов, можно объяснить тем, что некоторые боги взяли под свою защиту животных определенных видов, повелели, чтобы им не причиняли какого-либо вреда, или порицали использование неправильных мер и весов (как позднее Аменемопе, автор знаменитого поучения).

Вполне вероятно, что эти две оправдательные речи не удовлетворяли все потребности взыскательных египтян. На заупокойных стелах некоторых из них вырезаны их собственные признания. В качестве примера можно привести визиря Усера, достигшего довольно высокого положения на иерархической лестнице служителей Амона и жившего в правление представителей XVIII династии. Будучи жрецом, он принимал участие во многих церемониях, о чем заявляет с заметным самодовольством. Однако вскоре самовыражается в собственной оправдательной речи: «Я не поднимал свое плечо в храме Господина склонившихся. Я не держал руку высоко в храме Того, кто держит свою руку высоко. Я не повышал голос в храме Господина тишины. Я не лгал в храме Господина истины. Я не… в часовне моего бога. Я не домогался его подношений».

Подобные действия (с некоторыми оговорками) могли считаться оскорбительными для бога, в честь которого был построен храм, – Мина, Осириса или Тота, и, вероятно, были запрещены некими сводами правил, о которых мы ничего не знаем.

Рамсес IV также внес свою собственную составляющую в привычную схему оправдательной речи: «Я не ел запретного. Я не ловил рыбу в озере бога. Я не охотился на льва в праздничные дни Бастет. Я не произносил имени Тате-нена».

Рыбную ловлю как таковую не запрещали, но ею нельзя было заниматься в священных водоемах. Охота на львов была излюбленным занятием фараонов, но ее проведение во время праздника в честь Бастет, изображавшейся в тот период с головой львицы, считалось делом неприемлемым, даже, возможно, богопротивным, за которое богиня обязательно накажет.

Все это объясняет, почему в 125-й главе Книги мертвых содержатся две похожие, хотя и не одинаковые оправдательные речи.

Плутарх, хорошо знакомый с событиями, описанными в мифе об Осирисе, писал, что Исида, опасаясь, что ее старания и любовь к супругу будут забыты, установила священные мистерии, которые должны были стать примером и источником ободрения и человечности. В 18-й главе Книги мертвых содержится перечень городов, где проводились мистерии. Это Гелиополь, Джеду, Имет, Хему, Пе и Деп в Дельте, а также Ра-Сетау в районе Мемфиса, Нареф неподалеку от Фаюма и Абидос в Верхнем Египте. Некоторые стелы, найденные в Абидосе, особенно принадлежащая Иихернефрет, в настоящее время хранящаяся в Берлинском музее, позволяют нам составить представление о мистериях, проводившихся в этом городе. Они включали в себя реконструкцию героического сражения, которое сторонники Осириса, убитого Сетом, вели за его тело. Они одерживали победу и двигались к его гробнице, в то время как Хор продолжал биться против приспешников Сета. Возрожденный Осирис возвращался в свой храм и занимал трон, а вокруг него размещалась божественная свита.

В некоторых текстах упоминается жалоба на Осириса, с которой Сет обратился в суд, что свидетельствует о его двуличии, а также о том, что тяжба проходила в одном из упомянутых выше городов.

Судя по некоторым надписям, собиравшуюся толпу эти действа очень успокаивали: «Мои грехи смыты, мои проступки сметены, мои беззакония уничтожены», «Ты кладешь свои грехи в Нен-Несу», «Великая волшебница очищает тебя; признайся в своем грехе, и он уничтожен для тебя», «Зло, сказанное против тебя, не существует», «Слава тебе, о Осирис, пребывающий в Джеду. Ты слышишь его слова и смываешь его грех. Ты делаешь так, чтобы его голос выступал против его врагов, и он силен против его суда на земле».

Некий Джедхер обращается к своему