Я сделала ему больно. Он причинил боль мне. Секунду мы смотрели друг на друга, полные сожалений, а потом оба замкнулись в себе.

— Спокойной ночи, — сказал Якобек мрачно.

— Спокойной ночи.

Выходя из кухни, я ударилась больным плечом о косяк, торопливо прошла к себе в спальню, а потом долго сидела на полу душевой кабины, обнимая колени и морщась. Я не могла больше всем сердцем полюбить мужчину. И не могла признаться ему, если бы полюбила его. Жало Дэви все еще сидело во мне.

Но я хотела Якобека. А он хотел меня. Без всякой надежды на то, что ситуация когданибудь окажется для нас простой настолько, что мы сможем дать себе волю.

Я лежала в постели, сначала свернувшись калачиком, потом вытянувшись. Я касалась себя, а через минуту уже плакала, зарывшись в подушку. Я могла только представить себе, что делает с собой Якобек в маленькой спальне над моей комнатой. Я знала, что утром мы снова будем вежливы друг с другом. Но эта ночь не забудется.

Наверху я делал именно то, что представляла себе Хаш. И я все время думал о ней.

«Ты будешь работать, или я выкину тебя на улицу!» — пообещала Эдди свирепая свекровь. Читайте колонку Хейвуда Кении и смотрите эксклюзивные фотографии, запечатлевшие рабство Эдди Джекобс в кондитерском цехе на ферме семьи ее мужа».

— Управляющий в магазине рассказал мне об этом еще до того, как газета появилась у него на прилавке, — с порога моего кабинета громким шепотом сообщила Мэри Мэй, размахивая свежим номером. — О, Хаш, это ктото из своих. Ты только посмотри на фотографии Эдди! Они сделаны с близкого расстояния.

Я взяла у нее газету.

— Скупи все номера, которые сможешь найти, — приказала я. — И все сожги.

Я вышла за дверь с твердым намерением отомстить.

— Поторопитесь, полковник! — крикнул мне какойто мужчина, когда я выпрыгнул из кабины грузовика в Далиримпле. — Она выглядела как сумасшедшая.

У стенда с осенними тыквами стояла толпа, люди сидели в креслах на веранде ресторанчика. Увидев меня, все возбужденно зашевелились и стали показывать пальцами внутрь.

— Ее брат будет здесь через минуту! — крикнул ктото еще. — Логан был в северной части округа, выезжал по вызову. Вот почему мы позвонили на ферму. Решили, что вы приедете быстрее.

Я прошел через двойные двери с афишами, приглашающими посмотреть спектакль, роли в котором исполняли школьники старших классов, и послушать струнный квартет. Мероприятие спонсировала «Ферма Хаш». Я лавировал между столиками, покрытыми красными клетчатыми скатертями. Слава богу, обеденное время закончилось, и только служащие присутствовали в тот момент, когда в ресторанчик с криком вбежала одна из Макгиллен по имени Мерили, а за ней размеренной, неторопливой походкой вошла Хаш.

— Она была похожа на Шварценеггера в «Терминаторе», — предупредил меня человек, позвонивший по телефону.

Две официантки и менеджер стояли у двери, ведущей на кухню.

— Они в кладовой, — подсказал мне менеджер. — Хаш загнала ее туда и закрыла дверь. Видите ли, Хаш здесь все знакомо с детства. Ее мать обслуживала столики в этом ресторане много лет назад, а теперь Хаш принадлежит половина ресторана. Второй половиной владеет Бернард Далиримпл. Они когдато встречались, но думаю, вам не о чем волноваться…

— Сплетни перескажете позже, — оборвал его я. Господи, мы с Хаш всего один раз поцеловались, а о нас уже вовсю судачат.

Я вошел в кладовую. Хаш в пропыленных джинсах, мокасинах и клетчатой рубашке, побелевшей от муки, в фартуке с пятнами корицы, стояла, держа руку на ручке большого холодильника, всем телом навалившись на дверцу.

— Мерили, или ты скажешь мне, кто еще вместе с тобой делал снимки моей невестки и продавал их Хейвуду Кении, или я поверну этот термостат так, что тебя придется вырубать изо льда!

Из холодильника донеслись приглушенные рыдания.

— Если бы мы не сделали эти снимки, то ктото из чужих все равно сделал бы их раньше или позже. Мы не говорили мистеру Кении, что надо написать под ними. Во всяком случае, я не говорила. С ним папа разговаривал.

Хаш теснее прижалась к дверце, нагнула голову и закрыла глаза.

— Этот жадный, мстительный сукин сын. И Кении такой же.

Я положил руку на засов.

— Дэвис и Эдди еще не вернулись из Делонеги?

Хаш покачала головой:

— Они собирались обедать в колледже. Люсиль с ними.

— Хорошо.

Хаш просунула пальцы под мои и подальше задвинула засов.

— Мерили!

—Что?

— Я не хочу больше видеть ни тебя, ни твою семью в Долине. Никогда!

— Хаш, ты не можешь нас выгнать! Выгнать своих…

— От чужих мне приходится терпеть гадости, но от родственников я их не потерплю. Ты предала мое доверие. Второго шанса у тебя не будет.

Хаш вышла из кладовой, я шел следом.

— Пусть Мерили посидит там еще десять минут, — приказала она менеджеру. — Я не хочу, чтобы она позвонила отцу прямо сейчас. Я должна застать его врасплох.

Мы вышли на улицу. Толпа расступилась.

— Ты нагнала на нее страху? — спросила какаято женщина.

— Да. Теперь она до смерти боится меня. — Хаш остановилась. — Джейкоб, не надо тебе в это вмешиваться. Тебя и так у нас не любят. Оставайся здесь и не обижайся.

— Снимки Эдди касаются и меня тоже. Так что одну я тебя не отпущу. Если речь идет о семье, то… я член семьи.

После минутного молчания, под пристальными взглядами горожан, Хаш наконец кивнула:

— Ладно, но говорить буду я. А ты будешь стоять рядом и делать свирепое лицо.

— Согласен.

Я повел краснобелый грузовик через городскую площадь, вдоль высоких деревьев с солнечножелтой листвой, мимо уютных скамеек в парке и всего того, что представляет для нас одноэтажную Америку. Иногда город идеально подходит под воображаемую картинку. На указателе была надпись «Исторический Далиримпл». Регулярно снабжаемый средствами из доходов «Фермы Хаш» и деньгами многочисленных туристов, приехавших посмотреть на знаменитую Долину, Далиримпл был вполне реальным.

— Нам сюда, — бросила Хаш, указывая испачканным в муке пальцем на холм.

Современный комплекс, состоящий из красивого кирпичного здания суда, окружной тюрьмы и окружной библиотеки, высился на вершине холма среди высоких золотистых деревьев. Старик, подстригавший лужайки последний раз перед зимой, махнул нам рукой, когда мы проезжали мимо. Я обратил внимание на бронзовую статую женщиныпионера. В длинной юбке, перевесив через руку бронзовую корзину с бронзовыми яблоками, Хаш смотрела в невидимое будущее. На невысоком постаменте была надпись: