Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже перед прощанием Дубравин вспоминает о своем наступающем юбилее.
— Аманчик! А ведь нам скоро стукнет по полтиннику!
— Ну, давай выпьем за это! Официант! Неси еще бутылочку!
— Нет! Выпить-то мы выпьем. Ты вот что, дай слово, что обязательно приедешь ко мне на юбилей!
— Ну, подумаю! Попробую!
— Нет! Ты дай слово! — настаивает Дубравин. — А я соберу всех наших ребят. И пойдем по реке. Помнишь, как шли тогда на плоту по Ульбе? В десятом классе. Соревнования. Помнишь?
Расчувствовавшийся Амантай отвечает:
— Даю слово. Приеду. И спою вам!
— Вот теперь давай выпьем!
Приготовлено было три креста. Средний — для Иисуса Христа. Крайние — для разбойников. С осужденных сняли одежды. Распростерли им руки. И стали прибивать их гвоздями. Кровь из ран лилась на землю. Но никто не слышал ни стона, ни вздоха. Только голос Христа, который молился за Своих мучителей: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают!»
К Кресту над головой Его прибили табличку. Надпись на трех языках гласила: «Это Царь Иудейский».
По окончании работы воины стали делить одежду Иисуса. Верхнюю разодрали на четыре части. А на нижнюю бросили жребий, чтобы узнать, кому достанется хитон.
Народ стоял и смотрел. Некоторые насмехались и говорили: «Других спасал. А Себя Самого спасти не можешь?»
Даже один из распятых разбойников начал злословить: «Если Ты Христос, спаси Себя и нас!»
Второй же унимал своего дерзкого товарища: «Или ты не боишься Бога, если издеваешься над страданием невинного? Мы-то осуждены справедливо, а он ведь никому ничего худого не сделал!» И добавил, обращаясь к Иисусу: «Помяни меня, Господи, когда придешь в Царство Твое!»
Христос сказал в ответ: «Истинно говорю тебе — ныне же будешь со Мной в раю!»
К Кресту подошли близкие женщины. Пресвятая Дева Мария, Мария Магдалина, Мария Клеопова. И апостол Иоанн.
Иисус обратился к Иоанну и поручил его заботам Свою Мать.
Все это время за поведением распятого Христа внимательно наблюдал один из воинов. Звали его Гай Кассий.
На Иерусалим спустилась тьма. И Иисус вскричал громким голосом: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?»
Так как по-арамейски слово «Боже» звучит как «элои», некоторые подумали, что Он зовет Илию-пророка. И стали говорить: посмотрим, спасет ли Его Илия.
Тот воин, что наблюдал внимательно и взволнованно, взял губку, наполнил ее питьем и поднес к Его устам.
И когда Иисус выпил, то сказал:
«Свершилось! Отче! В руки Твои предаю дух Мой!»
И преклонив главу, ушел.
Ударил гром. Сверкнула молния. Земля сотряслась. И камни разошлись.
Воин же и те, которые стерегли Иисуса, увидев такие катаклизмы, испугались и говорили друг другу: «Воистину, Он был Сын Божий!»
Народ тоже смутился, видя все эти знамения.
По просьбе иудейских начальников Пилат велел добить распятых и снять их с крестов.
Но пришедшие к Иисусу увидели, что Он уже умер. Чтобы удостовериться окончательно, так ли это, римский легионер пронзил своим копьем Ему ребра. И тотчас истекли по острию кровь и вода Христа.
С этого момента и до наших дней судьбы мира во многом зависят от этого куска железа, которое теперь зовется Копьем судьбы.
День не заладился с самого утра. На «разводе», где назначают на послушание, игумен сообщил ему весть:
— Отец Анатолий! А тебя вызывает владыка. Сегодня же отправляйся в епархию.
Вот новость. Как с горы камушком покатился. И в воду. Бултых!
А он собрался сегодня сходить в соседнее село.
Но приказ есть приказ. Монах — как солдат. Услышал. Встал. Отряхнулся. И пошел выполнять. На то и воля существует. Или Бога. Или архиерея. Что, в сущности, для него все равно. Надо — значит, надо!
Через пару часов на попутной машине прибыл он к резиденции митрополита.
Сегодня его никто не томил в приемной. Грозный владыка принял его милостиво и сразу. Старое не вспоминал. Как они поговорили тогда о том, кому что положено.
Тоже ведь живой человек. И есть у него своя история, которую нет-нет да и вспомнит кто-нибудь из давно монашествующих. Тот же дедушка Лука. Он-то и поведал когда-то Анатолию, как попал отец Никон в монастырь:
«Был молодой парень. Полюбил всей душой девушку. И пошел служить в армию. И пока он тянул лямку, девица закрутила роман с другим. Да и вышла замуж. Он вернулся. А она опять к нему. А Никон уже тогда был шибко верующим. И твердо заявил, что так делать — большой грех. Отказал ей во взаимности. И девка стала мстить. По-бабски. Заговорами. Колдовством. Начал он находить то иголки заговоренные, то еще какую нечисть. И от этого бесовства начал сильно болеть и чахнуть. Но к ней не вернулся. А нашел спасение в монастыре. Где со временем и стал монахом. И суровым архиереем».
За долгие годы в монастырях иеромонах Анатолий услышал немало таких историй. И сделал вывод: редко попадают сюда счастливые люди. Чаще идут от неустроенности, чтобы врачевать какие-то душевные раны. А еще он понял, что в замкнутой атмо сфере мужских коллективов всегда складывается свой особый мир. Полный преданий, легенд, мифов, несбывшихся надежд, неизвестных миру героев, чародеев, ясновидящих и святых.
Владыка напоил его чаем, задал ему пару вопросов и повелел:
— Поедешь в Н-скую лавру. Там в музее похитили одну важную вещь. Можно сказать, реликвию. Поступишь в распоряжение архимандрита Михаила. Он скажет, что надо делать!
Анатолий хотел было спросить: почему, мол, я? Но не успел. Архиерей насупил густые брови. И как будто прочел его мысли:
— Ты в свое время был следователем в КГБ. В этом деле кое-что понимаешь. А дело важное, секретное. Как сейчас говорят — резонансное дело! Внимание не привлекай. Ни с кем не обсуждай. Поезжай прямо сейчас!
Отряхнулся он. Быстро получил у казначея деньги на командировочные расходы. (Что, кстати говоря, сказало ему больше о важности дела, чем слова архиерея.) И не мешкая, отправился на вокзал.
Сидя у окошка в электричке и почитывая Житие святого Серафима Саровского, отец Анатолий по старой привычке внимательно наблюдал за окружающими. А посмотреть было на что. Бесспорно, за те долгие годы, что он провел в уединенном монастыре, люди разительно изменились. Одеты намного качественнее, чем раньше — в девяностые. Почти у всех в руках какие-то особенные телефоны с огромными экранами.