— Лаюнондэ, — говорил один из мужчин, — господин Талюэ камня на камне не оставит. Говорят, он уже подбирается к замку, но это невозможно, пока жив старый Готье…

— Вот уж его это остановит! Какой-то старый слуга, он просто выгонит его, и все. С тех пор, как с его внуком случилась беда, старик еле справляется с работой. Хозяин имеет полное право…

— Что вы говорите! Как будто вы не знаете людей Плевена. Старый Готье родился в Лаюнондэ, его предки пять поколений служили семейству Рье, а Талюэ только недавно стал владельцем замка. Он чужак, и, если выгонит старого Готье, в округе начнется бунт. Все вилы и косы поднимутся против него. Талюэ должен подождать…

— Ждать?! Боюсь, он не способен ждать…

Шум отодвигаемых стульев заглушил конец фразы. Мужчины встали, расплатились и ушли.

Оставшись в одиночестве. Жиль рассеянно доедал свой ужин. Новости с родины опечалили его, он не забыл и ту удивительную ночь, проведенную под сводами величественного замка, и старого Готье, оказавшего ему простой, но почетный прием. Жиль помнил, как Готье преклонил колени и поцеловал его руку, — убеленный сединами старик целовал руку юноше, почти ребенку, последнему отпрыску старинного рода. Жиль знал, что старик продолжает его ждать, надеясь однажды увидеть возвращение Кречета в родное гнездо.

«Когда вы вернетесь в замок, я смогу спокойно умереть», — так говорил Готье. И вот теперь его, старого, дряхлого и немощного, новый хозяин замка хочет выселить из маленького домика, прилепившегося, словно ласточкино гнездо, к огромной башне Лаюнондэ. Как часто, наверное, глядя на черную громаду замка, мечтал Готье о легендарном сокровище Рауля де Турнемина, привезенном, по преданию, из Рима. Рауль де Турнемин был посланником в Священном городе и, возвратившись домой, привез знаменитую коллекцию драгоценностей, среди которых, как говорили, были самоцветы, принадлежавшие самому Борджии. Рауль де Турнемин больше души любил свои камни и приходил в неистовство, представляя, как наследники расточат его сокровища. Перед смертью он их спрятал, да так хорошо, что до сих пор ни одному потомку Рауля де Турнемина найти сокровища не удалось.

Долго сидел Жиль в тишине своей виноградной беседки; в кабачке уже зажглись огни, но сад тонул в вечерних сумерках.

— Летом в саду полно комаров, — сказала служанка, проверявшая время от времени, не ушел ли гость не заплатив, — может быть, вы, сударь, хотите перейти в дом?

Жиль отказался, вручил девушке пол-луидора и пошел к своей лошади, мирно жевавшей овес у коновязи.

— Я думаю, мы скоро покинем Париж, сын мой, — сказал Турнемин, любовно лаская шелковую шею Мерлина. — Ты сын просторов, а я в глубине души как был, так и останусь крестьянином. Ни город, ни дворцы меня не прельщают…

Но сначала поедем домой, переоденемся для ночной вылазки.

Верхом на своем четвероногом компаньоне Жиль доехал до улицы Бак. Над городом собиралась гроза, стало очень темно, возможно, фонарщики забыли зажечь фонари или сильный порыв ветра погасил их, но Жилю почудилось, что он не на знакомой улице, а в длинном черном туннеле. Хоть было еще не поздно, но мостовые опустели, парижане разошлись по домам, предпочитая встретить ненастье под крышей, а не под открытым небом. У рынка Буланвилье, построенного пять лет назад на месте казармы Черных мушкетеров, молодой человек придержал коня. Острый глаз Турнемина заметил какие-то странные темные фигуры, мелькавшие у дверей его дома. Эти люди, а это, конечно, были люди, не привидения, старались войти в дом.

Жиль бесшумно опустился на землю, привязал Мерлина под навесом рынка, взял из переметных сумок пару заряженных пистолетов и, проверив, хорошо ли шпага выходит из ножен, подошел к своему крыльцу тихо, словно кошка.

Незваные гости явились с дурными намерениями, в доме, кроме Понго, консьержа и недавно подобранного котенка, никого не было.

«Караманико, должно быть, умер», — подумал Жиль. Его волновала судьба Понго, в одиночку индеец не смог бы справиться со всеми убийцами.

Жиль не сомневался, что в дом к нему проникли представители того жестокого сицилийского братства, о котором рассказывал Поль-Джонс, люди, не признающие ни человеческого, ни божественного права, живущие по закону мести.

С пистолетами в каждой руке Жиль толкнул ногой тяжелую створку входной двери, она распахнулась — негодяи не заперли ее, стараясь избежать лишнего шума и оставить свободной дорогу на случай отступления. Бандиты работали быстро: несчастный консьерж лежал посередине своей каморки с ножом в спине. Бедняга не успел даже вскрикнуть.

Молодой человек быстро поднялся по лестнице — никого, в прихожей тоже никого не было, но Турнемин облегченно вздохнул, увидев свет в библиотеке и услышав повелительный голос, произнесший без итальянского акцента:

— Ты, индейская собака, где твой хозяин?

Последовал тихий ответ Понго:

— Мой не знать… хозяин уехать.

— Куда? Когда вернется?

Жиль осторожно заглянул в библиотеку: Понго стоял между камином и маленьким столиком, накрытым в ожидании хозяина. Человек в черной маске, в черном плаще и высокой черной шляпе береговых бандитов, надвинутой по самые брови, угрожал индейцу ножом. Двое других, как две капли воды похожих на первого, держали Понго за руки. Еще двое, всего бандитов было шестеро, спокойно наблюдали за происходившим.

— Ты не хочешь отвечать?

— Зачем, ведь я уже сказать, что хозяин уезжать. Он мне никогда не говорить. Его нет, это все!

— Отлично, тогда подождем. Вы там, поднимите тело консьержа, чтоб он его случайно не нашел. А тебя, индеец, я убью тихонько, так, забавы ради, чтобы скоротать время… А то слишком скучно…

— Тебе не придется скучать!

Жиль возник в дверях. Два пистолета одновременно выстрелили — человек с ножом, он, видимо, был вожаком шайки, упал, с ним вместе свалился на пол и один из тех, кто держал Понго. Быстрый как молния индеец кинулся на второго своего мучителя, ударом кулака повалил его, схватил со стены абордажную саблю и одним взмахом снес ему голову.

Молодой человек отбросил ненужные теперь пистолеты, выхватил шпагу: перед Жилем и Понго оказалось по два противника.

— Дельце кажется мне забавным, — крикнул Жиль. — Ты не ранен?

— Нет, Понго не ранен, а вот этот, он мертв! — добавил индеец, вонзая оружие в горло врага.

В ту же минуту и Жиль покончил с одним из своих противников. Оставшиеся со всех ног пустились наутек. Индеец хотел догнать их, но Жиль удержал его.

— Пусть отправляются к черту! Я полагаю, на сегодня они утихомирятся, — сказал Жиль, разглядывая поле боя.

— Много крови, — вздохнул Понго. — Ковер и кресло погибли. Отчистить невозможно…

— Какой же ты стал заботливой хозяйкой! — засмеялся Жиль. — В любом случае, это уже не имеет значения… нам больше ничего не нужно и в первую очередь не нужны наши глупые тряпки! — И Жиль концом только что вытертой шпаги подцепил белоснежный тюрбан, украшавший голову Понго.