В этот момент в кухню заходит Кристиан.

– Все ваши разговоры про засранцев слышно в коридоре.

Я вообще забыла, что он где-то поблизости. Миг спустя до меня доходит, что он передвигается в кресле-каталке. У меня вырывается судорожный вздох, а Кимберли смотрит на меня с легкой улыбкой.

– Он поправится, – заверяет она.

Кристиан улыбается невесте, а та начинает ерзать, как делает это всегда, когда он так на нее смотрит. Я удивлена. Я знала, что она собиралась его простить, но не представляла, что это уже свершившийся факт и что она будет выглядеть настолько счастливой.

– Прости.

Она улыбается ему в ответ, и он тянется к ее бедрам, пересаживая к себе на колени. Он морщится, когда она задевает бедром больную ногу, и она быстро смещается на другую сторону.

– Выглядит хуже, чем на самом деле, – говорит он мне, когда замечает, как я мечусь взглядом между металлическим креслом и ожогами на ноге.

– Это правда. Он просто пользуется ситуацией, – дразнит Кимберли, касаясь ямочки на его левой щеке.

Я отворачиваюсь.

– Ты приехала одна? – спрашивает Вэнс, не обращая внимания на игривый взгляд Кимберли, пытаясь укусить ее за палец. Я не могу оторвать от них глаз, даже зная, что в ближайшем будущем, а то и вообще, у меня точно не будет ничего похожего.

– Да. Хардин дома у от…

Запнувшись, я поправляюсь:

– У Кена.

Кристиан выглядит разочарованным. Кимберли перестает смотреть на него, и я чувствую, как дыра внутри меня, затянувшаяся за последний час, снова начинает разрастаться при упоминании имени Хардина.

– Как он? Я бы очень хотел, чтобы этот маленький засранец брал трубку, когда я ему звоню, – ворчит Кристиан.

Наверное, виновато вино, но я огрызаюсь:

– У него и так забот по горло.

Грубость в моем голосе очевидна, и я тут же чувствую себя идиоткой:

– Прошу прощения. Я не хотела, чтобы это так прозвучало. Просто на него сейчас много всего навалилось. Извините мою резкость.

Я предпочитаю не обращать внимания на усмешку Кимберли, появившуюся, когда я начала защищать Хардина.

Кристиан качает головой и смеется:

– Да все в порядке. Я это заслужил. Понятно, что ему нелегко. Мне просто хочется поговорить с ним, но я знаю, что он придет, когда будет готов. А сейчас, дамы, я вас покидаю. Было любопытно, о чем это вы так смеялись и визжали. Хотел убедиться, не мои ли кости перемываете.

Он целует Кимберли, торопливо, но нежно, и выкатывается из комнаты. Я протягиваю бокал за добавкой.

– Подожди-ка, значит, ты больше не будешь со мной работать? – спрашивает Кимберли. – Ты не можешь оставить меня с этими стервами! Ты там единственная, кого я могу терпеть, не считая новой девушки Тревора.

– У Тревора есть девушка?

Я делаю глоток холодного вина. Кимберли была права: вино и смех помогают. Я чувствую, как выбираюсь из своей раковины, пытаясь вернуться к жизни. С каждой шуткой и очередной глупой историей становится легче.

– Да! Рыженькая! Помнишь, та, которая занимается соцсетями?

Я пытаюсь вспомнить, но вино затуманивает голову.

– Я ее не знаю. Давно они встречаются?

– Всего пару недель. Но только послушай… – Глаза Кимберли разгораются от любимого занятия – офисных сплетен. – Кристиан слышал их вместе.

Я делаю глоток вина, ожидая объяснений.

– Ну, в прямом смысле «вместе». В смысле как он трахал ее в офисе! А что еще безумнее, так это то, что именно он слышал… – Она замолкает, чтобы рассмеяться. – Они занимались всякими извращениями. Говорю тебе, Тревор – настоящий шельмец в постели. Они шлепали друг друга, называли всякими грязными словечками, ну и все такое.

Меня разбирает смех, точно впечатлительную школьницу. Школьницу, которая слишком много выпила.

– Да ладно!

Представить себе не могу, чтобы вежливый Тревор кого-то шлепал. От одной этой картины я начинаю смеяться еще громче и, встряхнув головой, пытаюсь об этом не думать. Тревор симпатичный, и даже очень, но он слишком хорошо воспитан и мил.

– Клянусь! Кристиан убежден, что он поимел ее привязанной к столу или что-то в этом духе, потому что позже увидел, как тот отстегивает что-то с углов стола! – Кимберли отчаянно жестикулирует, и холодное вино ударяет мне в нос.

После этого бокала я прекращаю пить. Где Хардин, вечно следящий за тем, сколько я пью, когда он мне так нужен?

Хардин.

Сердце начинает биться чаще, а смех быстро угасает, пока Кимберли не добавляет еще одну грязную деталь к истории Тревора.

– Я слышала, он хранит у себя в офисе стек.

– Стек? – переспрашиваю я, понизив голос.

– Да, разновидность плетки. Набери в поисковике, – смеется она.

– Не могу поверить. Он такой милый и вежливый. Он не мог просто взять и привязать женщину к столу и совокупиться с ней! – Я даже вообразить это не могу. Мое вероломный пьяный разум тут же представляет Хардина, столы, веревки и то, как он меня шлепает.

– И вообще, кто занимается сексом в офисе? Боже, да там стены как бумага.

У меня отвисает челюсть. Реальные образы, воспоминания о Хардине, нагибающем меня через стол, вспыхивают перед глазами, и мои и без того раскрасневшиеся щеки, вспыхивают и заливаются румянцем.

Кимберли одаривает меня проницательной улыбкой и склоняет голову набок.

– Видимо, те же, кто занимается сексом в спортзале чужого дома, – хихикает она.

Я пропускаю ее слова мимо ушей, несмотря на смущение.

– Вернемся к Тревору, – говорю я, пряча, насколько это возможно, лицо за бокалом.

– Я знала, что с ним что-то не то. Мужчины, которые каждый день носят костюмы, всегда странные.

– Только в пошлых романах, – возражаю я, думая о книге, которую планировала прочитать. До нее так и не дошли руки.

– Ну а те истории ведь откуда-то взялись? – подмигивает она. – Я так и хожу мимо офиса Тревора в надежде услышать, как он ее шпилит, но не везет… пока.

Несерьезность этой ночи дала мне возможность почувствовать легкость, от которой я уже отвыкла. Я пытаюсь насладиться этим чувством и удержать его в груди как можно дольше – не хочу, чтобы оно ускользало.

– Кто же знал, что Тревор такой ненормальный, а? – Она вскидывает брови, и я качаю головой.

– Гребаный Тревор, – говорю я и замолкаю, а Кимберли разражается хохотом.

– Гребаный Тревор! – визжит она. Я присоединяюсь к ней, думая о том, откуда взялось это прозвище, и мы повторяем его снова и снова в лучших традициях автора.