– Тебе Уваров не светит подобного еще долго.

– Ты слишком жестока.

– Сам виноват. Я говорила подождать годика два. Ты сказал, что от одного раза не будет ничего. И твое ничего родилось пару часов назад.

– А я и рад.

– Еще бы ты не был рад.

– Как тут наша мамочка себя чувствует? – входит медсестра с ребенком на руках.

– Ой, моя девочка.

Забираю уснувшую все-таки Василису и переношу в соседнюю комнату, укладывая в кроватку, которую попросили специально поставить тут, вот как знали.

Возвращаюсь назад и наблюдаю за тем, как Поля кормит ставшей еще больше грудью Настю.

– Леша, я прям слышу, как спариваются твои мозги.

– Тогда ты знаешь, что с тобой будет уже через пару недель.

– Пару недель?

– Ну ладно, недельки три не больше.

– Ну и что же?

– Вот доживешь увидишь, а пока что дай хоть за вторую подержусь, – тяну руку, но конечно не собираюсь трогать грязными руками ее.

Отталкивает мою ладонь, но я ловлю ее кисть и целую много раз.

– Ты подлиза наглая.

– Ага, потому и любишь.

– Нет, я тебя люблю, потому что у тебя член волшебный.

– Он как приложение.

– Нет, он главный, а ты к нему уже приложение, – смеется лежит.

– Эх, Полинка. И даже поугрожать нечем тебе. Ни минетом, ни проникновением через попку, и даже связыванием. Все ты любишь.

– Ну так, я у тебя универсальная.

– Уникальная.

– А ты хочешь, чтобы я покричала для приличия?

– Ага, чтобы поуговаривать. Склонить к разврату, а ты в итоге меня скорее склонишь к чему-нибудь.

– Ну надо же мне реализовать весь свой потенциал до старости. Муж то у меня один.

– На все согласный прошу заметить, – улыбаюсь ей и вижу, как на ее лице меняется эмоция.

Плохой знак. Очень плохой. Сейчас рванет. Быстро подхожу и забираю ребенка, перекладывая в специальную люльку.

– Что-то я запуталась, в чем проблема? Тебе нужна такая, которая вся нераспечатанная и не видавшая члена мужского? – смотрит со злобой на меня.

Я ж сказал.

– Ау, – щелкаю пальцами, – мы шли по прямой, Поль, ты куда сошла? В дебри понесло малек.

– Уваров, че за намеки? – приподнимается на локте одном.

– Да не намеки это. Мы шутили же с тобой, – стою перед ней и оправдываюсь за то, что она там у себя в голове надумала, охеренно.

– Такие шутки перерастают в скорую реализацию.

– Вот ты вроде уже родила, а загоны остались.

– То есть тебя теперь во мне все не устраивает, – жесть.

– Да что ж такое, – взмахиваю руками и принимаюсь ходить по палате. – Ты меня решила в гроб свести раньше времени, путем заеба мозгов до полного их иссушения?

– То есть я мозгоебка?

– Кажется пора придумывать стоп-слово, чтобы после него тебя обрубало по середине дурных мыслей. Девять гребаных месяцев я целовал твой зад и в прямом, и в переносном смысле, а ты все о том же?

– Ну так нашел бы не целованный зад. Не беременный. И не замужний за тобой. Вали нафиг отсюда, раз тебя что-то не устраивает, понял?

Смотрю в ее глаза и понимаю, что она просто устала. Что она просто только что стала матерью второй раз. Что она ужасно нервничает от свалившейся ответственности на наши плечи. Я все это вижу в ней. В ее взгляде умоляющем понять.

Делаю выдох и подхожу к ее кровати.

Полина отворачивается, и я замечаю слезы, которые уже держатся на ресницах.

– Ты ведь знаешь, что я не уйду, – глажу ее по голове, опускаясь к щеке и уху.

– А ты знаешь, что я не прогоняла в серьез, – все так же отвернувшись отвечает.

– Поцелуешь? – прошу склонившись к ее шее.

Делаю вдох, который приносит в легкие аромат любимой женщины.

Полина поворачивается и смотрит чуть покрасневшими глазами от накативших слез.

– Прости, что наговорила.

– Уже забыл. Ну так что?

– Что?

– Поцелуешь?

– Обязательно, – притягивает ближе и дарит в этом поцелуе всю себя.

И вот что тут самое замечательное – тишина. Потому что уже через час, или завтра она начнет новый конфликт на пустом месте, а потом поцелует еще нежнее чем есть сейчас.

Так и живем. Как на пороховой бочке. С ней иначе никак. Иначе и не хочу.