– Мания у них такая, что ли, – все увеличивать!

Мы послушно с чрезвычайным вниманием оглядели предъявленные нам увеличенные снимки человека в рабочем комбинезоне. Усы, короткая бородка, клочковатые брови пробиваются кое-где над темными очками. Кепка надвинута на лоб, лицо скрыто в тени. Комбинезон вроде как оттопыривается в некоторых местах, обувь на очень толстой деревянной подошве. Ясно, камуфляж! На самом деле этот человек может быть ниже ростом, худее, с гладко выбритым лицом. Или вообще женщиной.

Увеличенные фрагменты представляли различные части тела подозрительного индивидуума. Так, на одной фотографии мы узрели гигантскую пятку, вернее, часть пятки. Но и этой части, по словам господина Мульдгорда, для специалистов оказалось достаточно, чтобы дать заключение: на ногах подозрительного индивидуума были не мужские носки, а дамские колготки, вероятнее всего, черного цвета. На другой фотографии отчетливо смотрелся кусочек горла, по своей субтильности тоже навряд ли мужского. Остальные фрагменты были такими расплывчатыми, такими смазанными, что мы наотрез отказались определять их половую принадлежность.

– В одном я уверена твердо, – заключила Алиция, – счет за стрижку кустов мне не пришлют!

Уходя, полицейский сообщил, что предъявит нам для распознания увеличенные фотографии Эвы и Аниты. По его мнению, это поможет нам сделать окончательный выбор. Мне казалось, это говорится лишь для того, чтобы держать нас в состоянии нерешительности. Для чего-то ему это было нужно.

– Вот если бы сейчас на нас напали, пока Эва лежит в больнице, мы бы знали, что это Анита, – рассуждал Павел. – Так нет, как назло никаких покушений!

– Замолчи, еще в недобрый час напророчишь! – одернула сына Зося.

Я попыталась выстроить логическую систему умозаключений. Итак, – случайно или не случайно, это неважно – Эдик встретился в Варшаве с человеком, который занимался противозаконной деятельностью в пользу греческих воротил наркобизнеса. Эдик узнал, что этому человеку в его противоправной деятельности помогает знакомая Алиции, и встревожился за Алицию, ведь ее могли припутать к делу. Он приехал сюда с целью предупредить Алицию, но по пьяной лавочке проболтался о том, что знает, и стал трупом. Если бы после этого погиб лишь Эльжбетин Казик, который из любви к ней прятался в кустах и мог видеть момент убийства, все было бы ясно и понятно. Преступник убивает Эдика, чтобы заткнуть ему рот, и убивает Казика, чтобы тот его не выдал. Но ведь мы совершенно точно знаем – Казик съел отравленный виноград по ошибке, преступник, вне всякого сомнения, охотится за Алицией и вот уже несколько недель делает все возможное, чтобы отправить ее на тот свет. Вывод может быть один: Алиция для него представляет опасность. Чем же Алиция может быть опасна для преступника?

После ухода полицейского я согнала в кучу Алицию, Зосю и Павла и велела им думать. Они даже не очень сопротивлялись, понимая, что изобилие происшествий в Аллероде и неуверенность в своем будущем обязывают принять самые неотложные меры.

– Дело не в письме, – рассуждала Зося. – Письмо нашли, прочли, и что с того?

Алиция возразила ей:

– Преступник ведь мог не знать, о чем именно Эдик написал. А вдруг бы в письме было обо всем подробно написано?

– Я бы письмо вообще оставила в покое. Ведь мы уже на эту тему думали и пришли к выводу, что его проще найти после смерти Алиции, чем при ее жизни, и поняли – дело не в письме. Дело в чем-то другом. Алиция, ты должна знать этого человека! Покопайся в своем прошлом, ты обязательно должна была видеть его или с Анитой, или с Эвой, но не отдаешь себе в этом отчета. Или еще с кем-нибудь другим видела его. Ну, напряги свою память! Пошевели мозгами!

– Аниту я видела с ее первым мужем. Кстати, ты тоже его видела. Светлый блондин, типичный скандинав. Мог перекраситься, но вряд ли и нос переделал…

– Минутку, – прервал Павел, – а может, он думал…

– Давайте уж говорить «она», – перебила сына Зося. – Ясно ведь, что надо выбирать из двух баб, так давайте уж прямо говорить.

– Давайте, – согласился Павел. – Может, она думала, что Эдик рассказал Алиции больше, чем на самом деле, поэтому Алиция знает обо всем от Эдика, и нечего ей копаться в своем прошлом? Или привез и передал Алиции что-то такое, что заставит ее обо всем догадаться? Именно Алицию и никого другого.

– Ты меня явно переоцениваешь, – проворчала Алиция. – Ни о чем я не догадываюсь…

– Потому что Эдик ничего не привез!

– Как же ничего! Водку привез.

– Водка тебя ни о чем не заставляет догадываться? Ни на какие мысли тебя не наводит?

– На всякие мысли наводит, да только мысли все посторонние…

Ну вот, и опять мы зашли в тупик. Я предложила Алиции еще раз просмотреть все фотографии, старые записные книжки, календари с записями, старые письма, старую обувь…

– …старые сумки, старые перчатки, старые шляпки, – насмешливо продолжила Зося.

– Нечего иронизировать! Я говорю серьезно.

– Из всего перечисленного я смогу, кроме фотографий, просмотреть лишь старые календари и шляпы, – меланхолически заметила Алиция. – Так получается, что я случайно помню, куда их сунула. Сомневаюсь, что это что-то даст, но попробовать можно.

– У тебя сохранились старые шляпы? – заинтересовалась Зося.

– Сохранились. Они в большой коробке. Позавчера мне пришлось доставать чемоданы с антресолей, так я эту коробку оттуда вытащила, и теперь она стоит в подвале мастерской.

– Что ты говоришь! А ну-ка покажи!

На этом и закончились наши попытки путем рассуждений прийти к какому-то выводу, столь необходимому в свете грозящей нам опасности. Впрочем, удивляться тут нечему. Алиция всегда любила шляпы, знала в них толк, в прежние годы у нее водились поразительно красивые экземпляры, она никогда не выбрасывала те, что уже не носила, а покупные и заказные модели дополняла собственными оригинальными идеями и в результате собрала очень неплохую коллекцию. К сожалению, даже ее самые близкие друзья были лишены возможности наслаждаться видом этой коллекции, ибо содержалась она, как правило, в местах труднодоступных и хозяйке не хотелось ее извлекать.

По нашей просьбе Павел приволок из подвала картонную коробку таких громадных размеров, что еле протиснулся с ней в дверь прихожей, и грохнул на пол у зеркала. Мешая друг другу, мы все втроем, как коршуны, набросились на нее.

Анита постучала и вошла в дом в тот момент, когда мы уже успели эффектно принарядиться. У Зоси на голове была белая панама с черной вуалькой, на мне – зеленый бархатный берет с длинным пером, а на Алиции – потрясающая ярко-красная шляпа с широкими полями. Не знаю почему, но мы с Зосей в наших очаровательных головных уборах выглядели так, что нас немедленно следовало изолировать от общества, а от Алиции просто глаз нельзя было отвести.

Анита окаменела на пороге, а глаза ее вспыхнули сверхъестественным блеском.