А.Б.

Ты еще в связи с Хайдеггером изыскания разные проводил на китайском фронте.

О.М.

Я Хайдеггером, как известно, профессионально занимался, и потому знал (это не всем известный факт), что к концу своей жизни он читал «Дао дэ цзин», пытался его интерпретировать. И, естественно, я пытался найти об этом сведенья. В том же журнале американском «Personalist» я нашел статьи, в которых изучались параллели между даосизмом и хайдеггерианством. Весьма поверхностными статьи оказались, но, тем не менее, интересно тоже было их переводить.

А.Б.

Мы с тобой забыли еще отметить, что наибольшим вкладом Китая в российскую массовую культуру были, конечно, гороскопы и фэншуй. С началом перестройки соответствующие рубрики открылись чуть ли не в каждом журнале. И каждый советский человек узнал про себя, огненный он бык или водяная крыса. А каждая домохозяйка заставила мужа передвинуть мебель так, чтобы дать простор энергии ци и активизировать в квартире зоны любви и благополучия. Именно тогда обиходная речь пополнилась фразочкой «Ну, это не фэншуй!» – то есть, не комильфо.

Первому из нас познакомиться с фэншуй не по журналам посчастливилось тебе. В 2002 году ты поехал в Китай, а мне оставалось лишь завидовать тебе черной завистью.

О.М.

Как ты помнишь, пригласил меня туда Влад Жданов, который там жил и занимался бизнесом. И полетел я к нему в гости, в Шанхай. Тогда я и соприкоснулся с настоящим Китаем. Многие убеждения, которые у меня про Китай сложились к тому времени, в значительной степени подтвердились. Да, действительно, можно было найти на рынках ширпотреб ужасный за совершенно нелепую цену, особенно, если умеешь торговаться. Часы «Ролекс» можно было купить доллара за три, а если поторговаться, то и втрое дешевле.

Подтвердилось и про огромное китайское трудолюбие, на моих глазах небоскреб, например, строился – пока неделю живешь, дом вырастал на несколько этажей. Звуки стройки не умолкали ни днем, ни ночью. Это удивляло – в России чаще увидишь противоположную картину, когда начинают строить дорогу, отгораживают ее, а потом там месяцами никого не видно. То, что мы делаем годами, китайцы делают за неделю. Впечатляла разница между фотографиями двадцатилетней давности и современными. Состоялось и более близкое знакомство с китайской кухней – очень быстро, правда, от нее устаешь. Через неделю начинаешь скучать по нашей еде.

А.Б.

У тебя в книжке, которую ты про это путешествие писал, целый сюжет был сквозной, как ты искал в китайских ресторанах нормальных огурцов – как их люди едят. И тебе то в каком-то сладком соусе их подавали, то вареные в апельсиновом бульоне…

О.М.

Да, а еще один был сквозной сюжет – как я тебе искал люцин. Ты мне его заказал привезти – и я с ног сбился, пока его нашел. Чего только не видел в антикварных лавках – старые вентиляторы, машинки «Зингер», статуи Будд, которым по пятьсот лет, стулья из дворца императора, механические птички, воздушные змеи, картины из иероглифов, нефритовые поделки. Всё есть – люцина нету.

А.Б.

Ты еще вывод чуть было не сделал далеко идущий, что, мол, так ли уж неправы либеральные экономисты, которые утверждали, что социалистическая экономика с необходимостью порождает дефицит? Вот он, дефицит – налицо! В китайской социалистической экономике обнаружился страшный дефицит люцинов.

O.M.

Но нашел же, в конце концов!

И так этому обрадовался, что даже стишок нечаянно сочинил в китайском стиле:

Зимним вечером возвращаюсь из столицы

Старому другу я цин

Из ивы купил.

Зря мне хитрый торговец

Хвалил свой товар.

Нельзя нам касаться струн,

Чтоб не превозносить

Звуки одни выше других,

Как Учитель просил.

Знающий Путь всех вещей,

Он играть запретил.

Гармонии мира и неба,

Чтоб нас научить,

В доме своем навсегда

На стену повесил —

Для назиданья молчащий цин —

Не для песен.

А.Б.

Я его, кстати, так и не освоил – висит не для песен, для назидания. Уже через несколько лет купил себе в Китае более подходящий для игры инструмент. В три раза больше и тяжелее. Народная китайская бас-гитара – луноликий руан с распахнутыми глазами-резонаторами.

Тот самый люцин, нарисованный с натуры художником Владимиром Фроловым.

О.М.

История с люпином – тоже иллюстрация к мысли, что культура древняя в Китае забыта. Гитару, как ты понимаешь, в Китае можно купить любую, а то, на чем китайцы веками и даже тысячелетиями играли – настоящая редкость. Как у нас – настоящие яровчатые гусли – поди их найди!

Но то же касается и традиционных религий. В Шанхае, например, по моим наблюдениям, лишь несколько действующих храмов на 25-миллионный город. Это показывает, насколько культурная революция все забила. Седая старина, седая древность – все, чему в России всегда поклонялись – в Китае не обнаружились. И даже в тех храмах, что я нашел и посетил, – всего по десятку посетителей. Люди с высшим образованием этим не интересовались – их настрой совершенно прагматичный: деньги, современность, все новое. Со всей очевидностью проявилось, между тем, былое уважение к Советскому Союзу – в Шанхае и в Пекине много домов, построенных в советском стиле, на площади Тяньаньмэнь множество людей с коммунистическими значками, фотографирующихся на фоне мавзолея Мао. Все это напоминало Советский Союз. Но в то же время, видно было, что они давно ориентируются уже не на СССР, а на Америку.

А.Б.

В следующий раз, в 2006 году, мы ездили уже вместе…

О.М.

… И, поскольку эта была уже моя вторая поездка, я имел возможность сравнивать увиденное теперь и прежде. Казалось бы, прошло всего четыре года, но как много изменилось! Как преобразился полностью перестроенный к Олимпиаде Пекин, в котором появились новые объекты для Олимпиады. Как стал еще красивее и громаднее Шанхай.

В 2006 году я впервые побывал в Гонконге. Это, конечно, по сравнению с материковым Китаем совершенно другой мир. Именно здесь мне удалось увидеть старый «антикварный Китай». Храмы, памятники. Гадатели судьбу мне предсказывали, чего в том же Пекине не сыщешь! Даже кухня другая – кантонская. Она ближе нам, чем пекинская свинина в апельсинах: морепродукты, рыба, свежак, натуральный вкус.