обратил на нее никакого внимания, не спуская раздосадованного взгляда с игнорирующих его полицейских.

Женщина с футляром прошла мимо, в сторону станции, но вдруг остановилась и обернулась. Затем подошла к мальчику. У констебля Шнаппера на губах появилась злорадная улыбка, но маленький музыкант ее не заметил.

– Что ты играешь? – спросила женщина.

Мальчишка бросил на нее испуганный взгляд и прекратил истязать уши прохожих. Женщина не выглядела угрожающе – вроде бы, она не была настроена бить его или кричать, и он почти сразу успокоился.

– Просто играю, мэм, – сказал мальчик жалобным голоском. – Пытаюсь заработать немного денег. Дадите пару пенсов бедному сироте?

Она поглядела на его пустующую кепку.

– Никто ничего тебе не дал? – с сочувствием спросила она.

– Пока нет, мэм, – всхлипнул мальчишка.

– Как тебя зовут?

– Э-э-э… Сэмми, мэм.

Женщина покивала, и ее всклокоченные волосы заходили ходуном.

– Жаль видеть, что твой талант никто не оценил, Сэмми, – сказала она. – Но, к сожалению, одного таланта недостаточно.

– Как это?

– Чтобы выручить пару фунтов, нужно не просто играть, а хорошо играть.

– Что? Фунтов? Это невозможно, мэм. В Саквояжне все очень жадные.

– Я покажу тебе кое-что, гляди. – Женщина с улыбкой раскрыла свой футляр. Мальчишка сунул внутрь нос и с сомнением оглядел странную штуковину, которая хранилась внутри.

Незнакомка расстегнула ремешки и извлекла инструмент, приладила трубы и достала смычок.

– Смотри и слушай.

Она поставила футляр на землю и встала рядом с мальчиком. Уперев инструмент в подбородок, покрутила какие-то белые штуковины, похожие на винты, щипнула пару раз струны, после чего поднесла к ним смычок.

По Пыльной площади полилась мягкая нежная мелодия. Сэмми пораженно замер, распахнув рот.

К станции подошел ржавый трамвай, что-то сообщили рупоры-вещатели на столбе, провыла, отфыркиваясь от тумана, собачонка на поводке, которую вывела на прогулку какая-то мадам. Стучали колесами и клаксонировали кэбы, что-то ворчали прохожие, но удивительная мелодия, извлекаемая смычком, и не думала теряться во всем этом шуме. Она вплеталась в него, расползалась по площади. Люди поворачивали головы, пытаясь понять, откуда исходят эти грустные, но чарующие звуки.

Шедший мимо господин с тростью порылся в кармане пальто и швырнул в кепку мальчишки пару монет. Сэмми не поверил своим глазам.

Женщина улыбнулась, продолжая играть. К мелодии струн добавились стоны труб, они гармонично влились в нее, добавив немного трагизма, от которого глаза мальчишки защипало от навернувшихся слез.

Две дамы, шедшие, судя по пакетам с покупками, из бакалейной лавки «Консервы мистера Шниппса», остановились возле афишной тумбы, заслушавшись. Одна из них что-то прошептала спутнице на ухо. Та кивнула, и обе они положили в кепку немного мелочи.

Сэмми был вне себя от восторга. У него кружилась голова – казалось, он вот-вот оторвется от земли и воспарит над площадью из-за переполняющих его эмоций. А стоявшая рядом с ним женщина продолжала играть как ни в чем ни бывало.

Мелодия все текла в туман. Еще трое прохожих расщедрились и швырнули в кепку несколько монеток. Ну а когда в ней оказался бумажный пуговичный фунт, Сэмми радостно запрыгал на месте.

В какой-то момент женщина опустила смычок, и музыка прервалась.

– Вы видели? Видели?! – воскликнул Сэмми и, схватив кепку, принялся лихорадочно пересчитывать то, что в ней было. Общим счетом там оказалось два фунта и сорок пять пенсов.

Женщина тем временем отсоединила трубы и спрятала инструмент в футляр. Защелкнув замки, она склонилась к мальчику. Ее огромные глаза из-под очков глядели на него немигая.

– Музыка очаровывает, – сказала незнакомка, – она смягчает сердца и… открывает бумажники. Так играть, как играю я, довольно сложно, но знаешь что? Ты тоже смог бы этому научиться. Я могла бы тебя научить.

– Правда? – Сэмми сомневался: у него до сих пор в ушах стояли чарующие звуки, созданные этим удивительным инструментом.

– Да-да, – закивала женщина. – Я учу детей музыке. Даже после первого урока ты станешь играть намного лучше.

– Ну, я не знаю…

Она положила руку ему на плечо.

– Ты хороший мальчик, Сэмми, и я хочу тебе помочь. Я живу неподалеку, возле канала. Пойдем со мной, я покажу тебе, как играть так, чтобы люди давали тебе деньги.

Все это звучало очень заманчиво, и все же Сэмми был уличным мальчишкой, а все такие мальчишки научены не верить никому на слово. Тем более людям, которые выказывают доброжелательность или заботу. Здесь, в Саквояжне, только злоба и презрение были неподдельными. Среди уличных мальчишек даже ходила поговорка: «Доброжелательности во всей Саквояжне не наберется и на пуговку».

– Не-е-е, мэм, – буркнул Сэмми. – Не надо…

Он напялил кепку и протянул женщине большую часть вырученного, оставив себе честные сорок пять пенсов – все же кепка, в которую прохожие швыряли деньги, была его.

Женщина чуть крепче сжала его плечо.

– Тебе не стоит меня бояться. Поверь. Многие мои ученики тоже раньше жили на улице, но теперь некоторые из них живут при театрах, а один так и вовсе – перебрался на Набережные и стал канифольщиком и второй скрипкой у господина Трубадурио.

– У самого Трубадурио?!

Сэмми сделал восторженный вдох и забыл выдохнуть. Кто же не слышал о человеке-оркестре, который в одиночку играет одновременно на целой дюжине разнообразных музыкальных инструментов. Говорят, даже его шляпа и носки – могут петь и бренчать.

Женщина улыбнулась.

– Кто знает, может, и тебя ждет хорошая судьба. – Она опустила взгляд и оценила стоптанную и дырявую обувь Сэмми. – Ну, или хотя бы я научу тебя, как выручить столько денег, чтобы хватило на новые башмаки. Ты перестанешь голодать… И все твои приятели будут тебе завидовать. Ты даже сможешь играть на площади Неми-Дрё и ни один констебль тебя не прогонит.

– Не прогонит?

Женщина снова улыбнулась.

– Пойдем со мной, мальчик. Я научу тебя.

Она протянула руку.

Сэмми неуверенно почесал чумазую щеку – признаться, его впечатлило, как эта странная миссис играла, но еще больше его впечатлили внезапно полезшие в карманы цепочники. Он так и представил себя возле пассажа Грюммлера или у редакции «Сплетни», где полным-полно настоящих богачей – и все они швыряют в его кепку пуговичные фунты – а как иначе, ведь он играет не хуже этой мадам!

Сэмми облизнул пересохшие губы.

– Э-э-э, ладно, мэм. Пойду с вами. Ох, и обзавидуется же мне Фич – это мой приятель, мэм!