Ма сунула клок в фартук и, шаркая ногами, поплелась на кухню. Рут положила зуб на подоконник.

— Верно говорят, что это приносит удачу? — спросила она. — Когда зуб выпадает. Кажется, я однажды слышала об этом. — Она начала открывать ставни. — Пусть солнышко светит.

— Какой герцог правит здесь? — спросил я.

Рут улыбнулась, капелька крови застыла в уголке рта.

— А разве ты не знаешь? Конечно же, герцог Геллетар!

В этот момент я понял, чего мне недостает здесь — мертвого ребенка, он всегда лежал, свернувшись калачиком, там, где появлялись тени. Здесь тени были слишком густые.

С шумом распахнулась дверь, и влетел Джейми. Мальчики в определенном возрасте либо носятся ураганом, либо вообще ничего не делают. Он задел дверной косяк и торчавшим гвоздем содрал кожу размером с монету.

Джейми подбежал ко мне, широко улыбаясь, на верхней губе поблескивали сопли.

— Кто вы? Господин, кто вы? — Он не замечал раны, плоть под содранной кожей блестела и была цветом как свежая печенка.

— Так это земли… — Я не обращал внимания на мальчишку, а пристально смотрел в мутные глаза Рут.

— Конечно же, Геллета. — Она открыла ставни. Гора Хонас к западу от нас. Если ночь тихая и ясная, можно видеть огоньки.

Макин был отличным знатоком карт, но и я знал, что от горы нас отделяют пять сотен миль, а до Геллета и его герцога, которого я превратил в пыль, еще дальше. И только имея глаз орла, можно постараться увидеть гору Хонас из окна дома в Кантанлонии. Но Рут говорила об этом с абсолютной уверенностью.

Она повернулась ко мне, вся правая часть ее тела была красной, словно обваренной кипятком.

Я резко вскочил и вышиб Макина из кресла-качалки.

— Дамы, спасибо большое, но нам пора идти.

— Нам? — спросила старуха, показавшись в дверном проеме кухни. Она, как и ее дочь, была наполовину огненно-красной, только с левой, а не с правой стороны, будто из половинок двух женщин можно было составить одну красную и одну белую.

— Ты здесь один, Йорг, — сказала Рут, обожженная часть ее лица на моих глазах покрывалась волдырями и начала сочиться влагой. — Только ты для нас существуешь. — Она выплюнула два зуба, верхний резец и нижний, в ее улыбке образовалась вертикальная щель.

Макин молнией вылетел из дома. Я схватил меч и был готов отбиваться от женщин, пятясь к выходу. Улыбка Рут приковала к себе мой взгляд, и я забыл о мальчике. Он схватил меня за ногу, кожа слезала с него, как влажная бумага.

— Кто вы? Господин, кто вы?

— Только ты, Йорг, — сказала старуха, ее голова стала лысой, лишь торчали редкие белые клочки. — Вот и солнце взошло. — Она показала рукой на окно.

Туман пропитался желтым свечением, а потом резко отступил, будто был пеленой, которую кто-то одним рывком сдернул, открыв картину реальности.

Казалось, над болотом взошло второе солнце, слишком обжигающее, слишком яркое, чтобы можно было на него смотреть, и слишком устрашающее, чтобы отвести взгляд. Солнце Зодчих.

Женщины одновременно завопили — истошно, душераздирающе. Рут охватило пламя. Лысая голова старухи начала медленно тлеть. Я оттолкнул Джейми, ухватившего меня за ногу, он ударился о стену, клочки его кожи остались на моих чулках. Я выбежал из дома. Слышались крики, я узнал их. Так кричал я сам, когда Гог обжег меня. Так кричал Джастис, когда отец ткнул в него факелом, и он загорелся.

Возможно, случись это раньше, я бы счел картину мечущихся в огне женщин потешным представлением. Райк бы как всегда громко и бесцеремонно хохотал, Роу побился бы об заклад, которая из женщин упадет первой. Но в последнее время мои вкусы изменились. Я дорос до понимания чужой боли. Чьи бы волшебные чары не устроили для меня это представление, люди внутри дома испытывали настоящую боль. Сквозь нереальность проступала реальность, и мне это не нравилось.

Снаружи светило солнце, чуть поднявшись над горизонтом на востоке. Крики стали стихать и прекратились.

— Что за чертовщина? — Красный Кент покрутил головой. — А куда туман делся?

— Ну и чума. — Роу сплюнул.

Дома стояли облепленные грязью, без крыш, глубоко тронутые гниением.

— Что ты там видишь, Макин? — спросил я, глядя в дверной проем дома. Не было ни огня, ни дыма. Черная дыра. Как будто солнце не могло туда проникнуть, даже несмотря на то, что крыша отсутствовала.

Он покачал головой.

— Они тонут, — сообщил Райк.

И я это заметил: дома медленно погружались в болотную трясину. При этом пыхтели и стонали, словно любовники. Хотя меньше всего я сейчас думал о сексе.

— Назад возвращаются, — сказал Сим. Он держался от домов подальше.

И был прав. Когда туман рассеялся, мы увидели все в истинном свете: эти дома затонули давно, но что-то заставило болото исторгнуть их специально для нас.

— Что происходит? — спросил Макин с таким выражением лица, что было ясно: ответа он знать не хочет.

— Дома-призраки, — пояснил я. — Явили их мне для моего же блага. — Это были сгоревшие заживо в Геллете. Погибшие по моей вине. — Но они не могут причинить нам ничего плохого.

За короткое время болото поглотило все дома, от них не осталось и следа на поверхности болотной ряски. Я поглядел по сторонам. Ничего. Болотные топи. Исчезнувший туман открыл больше, чем могли увидеть мои глаза. Спала еще одна пелена. Более тонкий туман застил нам глаза с первой минуты, как мы почувствовали смрад болот. Некромантия пробуждалась во мне пощипыванием и покалыванием. Мы стояли на поверхности океана, под нами плавали покойники. До сих пор что-то подавляло мою силу, ослепляло меня. Что-то или кто-то.

— Челла, покажись! — крикнул я.

Магия некромантки развернула меня к тому месту, где она должна была появиться из болотной грязи. Она всплывала медленно, нагая, с похабной улыбкой на лице и волосами, струящимися по плечам и груди. Нас разделяло десять ярдов черной зыбкой слякоти. У Роу за спиной висел лук, арбалет нубанца остался пристегнутым к седлу Брейта. Грумлоу сжимал в руке кинжал. Вернее, в обеих руках по кинжалу. Но он, похоже, не торопился пускать их в ход. Возможно, он не хотел привлекать к себе внимание Челлы.

Мы все молчали. Никто не сделал попытки воспользоваться оружием. Колдовские чары некромантки распространялись и на живых, и на мертвых. Болото попортило гнилью плоть, которую я так хорошо помнил, она почернела, но сохранила твердость. Ее улыбка сочилась и цеплялась, казалось, она приковывала взгляд, придавала красоту ее телу.

— Здравствуй, Йорг, — сказала Челла.

Она обратилась ко мне с тем же приветствием, что и Катрин на кладбище. Возможно, то, что говорится в таких местах, слышится теми, кто повенчан со Смертью.