В доме слева от нас открылась дверь, и мы все семеро схватились за оружие. Выбежал маленький ребенок, босой, он за кем-то гнался, было не разглядеть, за кем. Он пробежал мимо нас и растворился в тумане. Только слышался плеск воды под его ногами, подтверждая, что он реальный, и зиял чернотой проем открытой двери.

С мечом в руке я приблизился к двери. Она казалась мне входом в склеп, и тянуло оттуда сыростью и гнилью.

— Джейми, ты забыл… — тусклое поблескивание моего меча заставило женщину замолчать. Даже в тумане сталь Зодчих поблескивала. — О! — выдохнула женщина.

— Мадам. — Я чуть заметно склонил голову, не желая опускать ее слишком низко.

— Простите, — сказала женщина. — Я не ждала гостей. — На вид ей было не больше двадцати пяти, светлые волосы, приятное лицо, но из тех, что быстро выцветают, в платье из домотканой холстины, простом, но чистом.

Слева между домами стало отчетливо видно мужчину лет пятидесяти с деревянным бочонком на плече. Он бросил бочонок на стог соломы и поднял руку.

— Добро пожаловать! — сказал хозяин. Поскреб белую щетину на подбородке и пристально посмотрел сквозь туман. — Вы принесли с собой хорошую погоду, юный сэр.

— Что же вы не входите? Входите, — позвала женщина. — У меня горшок на печи, богаты только овсяной кашей, но просим к столу. Ма! Найди хорошую миску.

Я покосился на Макина. Он пожал плечами. Кент таращился на пожилого мужчину, крепко сжимая топор.

— Простите, я — Рут Миллсон. Как невежливо с моей стороны. А это — брат Роберт. — Женщина показала рукой на пожилого мужчину. — Мы называем его «брат», потому что он провел три года в Гоанском монастыре, но не прижился там. — Женщина весело улыбнулась. — Входите!

Что-то промелькнуло в моей памяти. Гоан. Был некий Гоан недалеко от моего дома.

— Ваше гостеприимство на моих друзей тоже распространяется? — спросил я, показывая на Макина.

Рут повернулась, чтобы войти в дом.

— Не стесняйтесь. Еды на всех хватит. Нет ничего хуже пустого желудка!

Я пошел за ней, Макин не отставал. Нам обоим пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о притолоку.

В доме оказалось чисто и сухо. На столе горела лампа, медная, начищенная до блеска, словно фамильная ценность. Царил полумрак, ставни закрыты, будто ночь угрожала ворваться в дом. Макин спрятал меч в ножны. Я не был столь вежлив. В голове вертелась мысль: чего-то не хватает. Или я чего-то упорно не замечаю.

Райк остался снаружи, нависая громадой над столпившимися вокруг него братьями. Они выглядели глупо, сверкая оружием и латами на фоне двух маленьких девочек, со смехом пробежавших мимо. Проковыляла, прихрамывая, старуха с узлом под мышкой, не замечая кинжалов Грумлоу, что-то пробурчала себе под нос.

— Рут, — обратился я к женщине.

— Садись! Садись! — перебила меня та. — У тебя вид полумертвого. А ты еще мальчик. Высоким парнем вымахал, но мальчик. Я-то вижу. А мальчикам надо много есть. Я права, ма? — Неосознанно женщина провела рукой по шее. Белая кожа, очень белая. На солнце она обгорит хуже Райка.

— Права. — Голова ма показалась в проеме дверей, которые, по всей видимости, вели в другую комнату. Седые волосы обрамляли суровое лицо, но мягкие губы сглаживали впечатление. — А как мальчика зовут?

— Йорг, — сказал я. Не место и не время было упоминать свой титул.

— Макин, — представился Макин, хотя Рут смотрела лишь на меня и общалась только со мной, и это казалось немного странным, потому что с обожженным лицом я уже не был таким привлекательным, как раньше, а вот Макин умел находить общий язык практически с любым человеком.

— А существует ли господин Миллсон? — спросил Макин.

— Садись! — повторила Рут. Я сел, Макин последовал моему примеру и занял кресло-качалку у холодного очага. Я приставил свой меч к столу. Женщина лишь мельком на него глянула. Где-то у меня из-за спины Рут взяла куртку.

— Этот Джейми скоро голову свою забудет!

— У тебя есть муж? — спросил я.

Тень пробежала по лицу женщины.

— Два года назад он отправился в замок. Пошел наниматься на службу к герцогу. — Женщина улыбнулась. — В любом случае ты слишком молод для меня. Хочешь, я Сеску позову. Она свежа и мила, как весенний день. — Озорство играло в ее глазах, голубых, как незабудки.

— И что же ты тут делаешь? — спросил я.

Рут была мне симпатична. В ней таилась какая-то искра, и этим она мне напомнила служанку из Логова по имени Рейчел. Я чувствовал себя неловко, так как чувствовал к ней влечение. И после восьми недель путешествия моя неловкость просто бросалась в глаза.

— Тут делаю? — Женщина рассеянно прижала пальцы к губам (красивым губам, следует заметить), а затем начала раскачивать корневой зуб.

Ма вышла из кухни, почерневшим деревянным ухватом она несла глиняный горшок. Макин вскочил, чтобы помочь ей, но она даже не посмотрела в его сторону. Рядом с ним старуха казалась крошечной, сгорбившейся под грузом лет. Она поставила горшок на стол передо мной и положила костлявую руку на крышку, не решаясь ее снять.

— Соль?

— С удовольствием! — Я бы предпочел мед, но я был не в Логове. Подсоленная каша лучше пресной, даже если за неделю за столом герцога Маладона ты съел достаточно соли.

— О, — выдохнула Рут. Она вытащила руку изо рта, на ладони у нее лежал зуб. Не маленький, а большой коренной зуб с длинными белыми корнями в пятнышках темной крови, темной настолько, что она казалась черной. — Простите, — сказала Рут и вытянула руку, словно зуб приводил ее в ужас, но отвести от него взгляд она не могла, глаза у нее были широко раскрыты, взгляд затуманен.

— Ничего страшного, — сказал я. Странно, как быстро сексуальное притяжение может смениться отвращением. Это явление поэты описали как «От любви до ненависти один шаг».

— Может, мы поедим? — предложил Макин.

При мысли о еде мои внутренности перевернуло. Болото исторгало вонь, которая не убывала, напротив, ее словно с новой силой вдохнули в дом.

Ма вернулась с тремя деревянными мисками, одна из которых была украшена резными цветами, и стулом, показавшимся мне слишком хорошим для такого дома. Она поставила миски на стол: мне — с резными цветами, одну — напротив принесенного стула, третью она продолжала держать в руке, растерянно оглядываясь по сторонам, будто что-то искала. Рассеянно она почесала голову чуть выше виска.

— Что-то потеряли?

— Кресло-качалку, — она засмеялась. — Здесь так мало места. Не думаешь, что здесь можно что-то потерять!

Она оторвала руку от головы, в руке остался клок седых волос. Стала видна розовая проплешина. Старуха смотрела на клок волос с ужасом и недоумением, как и ее дочь на свой зуб.

— Говоришь, Рут, отправился в замок герцога? — сказал Макин, сидя в кресле-качалке. — А какому герцогу замок принадлежит? — Макин мог рассеять неловкость ситуации, но ни одна из женщин не посмотрела в его сторону.