Алаис смотрела – и не видела пока ничего.

Врут, что ли, авторы книг?

Вроде как она должна ненавидеть этого ребенка, потому что он от Таламира. Есть такое?

Нет такого.

Она должна обожать этого ребенка, безумно любить, визжать от счастья, когда он требует пожрать, и менять в экстазе пеленки. Это же ЕЕ РЕБЕНОК!!!

Ничего подобного она в себе тоже не ощущала.

Она готова была защищать малыша, заботиться о нем, устраивать его жизнь и свою – в соответствии с его интересами, но без щенячьего восторга.

В той, далекой, жизни у нее была подруга, которая пафосно заявляла: «Я вижу себя в детях!» Лично Алаис себя пока не видела. Только маленького пищащего червячка с большими потребностями и хорошим аппетитом. А себя в нем…

Лично Алаис не затем рожала, чтобы себя увековечить. И вообще, чем пафоснее заявления, тем паскуднее их подоплека.

Возможно, не будь она такой измотанной и уставшей, она бы заметила то, что лежало на поверхности.

Красные глаза Элайны Шедер. Ее поведение. Взгляды Арона на супругу…

Алаис не обращала внимания ни на что. Но избежать столкновения с действительностью ей не удалось.

* * *

– Говорят, магистра этих… ирионовцев в Гвиноре схватили…

– Магистра Шеллена?! – Элайна говорила таким тоном, что Алаис даже не раздумывала. Она просто что есть силы наступила госпоже Шедер на ногу.

Кажется, с другой стороны то же самое сделала Лизетта, потому что Элайна ахнула и заткнулась.

– Что, самого магистра? – подхватил Арон. – Надо же! А мы-то думали – сбежит! Эти… главнюки, они всегда сбегают!

Трактирщик ухмыльнулся с такой гордостью, словно лично магистра ловил.

– А то ж! Преотец – он такой! Никого не упустит!

– Да, повезло нам с Преотцом, – согласился Арон. – Может, присядешь с нами, пропустим по кружечке пивка, да и расскажешь, что к чему?

Трактирщик бросил взгляд на женщин.

– А мы бы пока искупались? – Алаис посмотрела умоляющими глазами. После беременности они не торопились возвращаться к вызывающе красному цвету, и это радовало. Серо-синий устраивал девушку намного больше, даже лиловый отлив был лучше радикально алого цвета.

– Да, может, дамам пока горячей воды погреют? А они наверху побудут с ребенком?

На стол лег десяток серебрушек, и это решило дело.

Трактирщик пригреб их, махнул рукой служанке и грузно опустился за стол. Разлил по кубкам дешевенький эль.

– Дело было так…

Алаис волокла в комнату ребенка, Лизетта – сноху. Обе молчали, ругался только маленький Эдмон, которому пора было поменять пеленки.

В тавернах и трактирах они останавливались каждый день.

Арону нужны были новости, а женщинам хотя бы раз в день горячая еда и ванна. Дорога же… Да и дети уставали, а потому Арон махнул рукой на скорость и каждый вечер находил что-то подходящее. Это не составляло труда, тракт к Рентару был наезженным, да и разбойников тут почти не водилось. Хотя Арон утверждал, что они просто понастроили трактирчиков и теперь грабят легально.

В комнате Лизетта почти швырнула сноху на кровать.

– Молчи, кретинка! Всех погубишь!

– Шеллен… – Элайна расклеивалась прямо на глазах.

Лизетта скрипнула зубами и залепила Элайне оплеуху.

Не помогло. Алаис перехватила руку подруги, которая намеревалась продолжить лечение.

– Лиз, прекрати! Так ты ей не поможешь!

– Зато хоть душу отведу!

– Ты с ума сошла, что ли?

– Алекс, не лезь в это! Ты просто не понимаешь…

– Чего?

Женщины переглянулись.

Лиз вздохнула, потом махнула рукой.

– Ладно. Ты и так уже много чего знаешь…

– Проще убить, чем что-либо скрыть? – поддела ее Алаис.

– Убивать тебя – расточительство, хороший купец никогда бы так не поступил, – парировала Лиз. – В общем… Далан Арону не родной.

* * *

Если Лиз ожидала широко открытых глаз, удивленного вопля: «КАК?!» или – крайний случай – глубокого обморока, то ее ждало разочарование. Алаис и бровью не повела.

Подумаешь там – чужой ребенок?

Да у вас тут законные герцогини бегают неучтенными, и ничего! Никто пока не жаловался. А потому Алаис просто поинтересовалась:

– А кто счастливый папа?

– Не догадываешься? – огрызнулась Лиз.

– Судя по реакции – магистр Шеллен? – предположила Алаис. И, видя расширившиеся глаза женщин, уже понимала, что угадала.

Бывало у нее такое. Скажешь иногда – вроде бы и полная глупость, но попадаешь ровно в яблочко. Бывает…

– К-как… т-ты… – прозаикалась Лиз.

– Просто угадала. А то с чего бы такая реакция? – честно призналась Алаис. – Но подробности я рассчитываю услышать.

Элайна сверкнула глазами, но потом вдруг опустилась на кровать, уткнулась лицом в сложенные ладони.

– Подробности… а его, может быть, уже нет. Подробности!

И разразилась слезами.

Алаис вопросительно поглядела на Лиз – и та не подкачала.

Ничего нового в истории не было. Был наследник старинного рода Атрей, который резко разругался с родными, ушел из дома и стал в итоге магистром Ордена. Но тогда до этого было далеко. И юный Шеллен только-только искал свою дорогу в холодном и жестоком мире. А отец Элайны, тоже купец не из последних, торговал с Атреем.

На его корабль и нанялся юнга Шеллен.

А поскольку был он умен и образован, неглуп и воспитан, то быстро выбился в люди, стал бывать в гостях у хозяина… и юная Элайна влюбилась со всем пылом четырнадцати лет.

До безумия.

К чести Шеллена, он долго не обращал внимания на девушку.

Не обращал внимания, когда она ходила кругами, не видел призывных взглядов, не слышал тоскливых вздохов, не замечал расстегнутых пуговичек и вырезов на платье – Элайна была для него лишь младшей сестренкой.

А потом Шеллен познакомился с одним из змееборцев – и пропал. Стал рыцарем, вступил в Орден, ушел от отца Элайны…

Прошел год, второй, Элайне исполнилось восемнадцать, все забылось, все ушло… ей так казалось! Она начала улыбаться парням, ведь жизнь не стоит на месте, и надо выходить замуж. Она начала приглядывать мужа. И когда отец предложил ей Шедера, согласилась.

Арон был молод, красив, неглуп – что еще надо?

А что он не Шеллен… Так ведь и никто – не ОН. Сердечко болело и ныло, но девушка стискивала зубы и шла вперед. Нет ничего глупее соплюшки, которая страдает по мужчине, при том что она ему даже и не нужна. И рядом не нужна, и даром не нужна, и знать-то он о ее чувствах не знает, а и узнал бы… Только слез бы прибавилось. А значит, надо жить. Что – сердце? Переболит и успокоится.