«Разумеется, шеф».

«Не торопись отвечать, я еще не закончил, – покачал головой Мертвый. – Если когда-нибудь ты вдруг окажешься перед выбором и придется решать, кого спасти: меня или ее, ты должен будешь спасти Патрицию. Теперь все понятно?»

Ошарашенный Слоновски молча кивнул.

«И не беспокойся, – продолжил Кауфман. – Пэт умная девочка, тебе будет легко с ней работать».

Последние слова оказались пророческими. Грег готовился к каторге, ожидал, что капризную малолетку начнет заносить от важности, что придется выслушивать идиотские приказы и замечания, но… Не произошло ничего подобного. Девчонка не обладала оперативным опытом, однако на удивление быстро училась. И вела себя адекватно, прислушивалась к советам и ни разу не напомнила, что она – главная.

Грег бросил окурок на асфальт и растоптал.

– Что у тебя происходит?

– Бегу, – огрызнулась Пэт. – Не мешай.

Судя по карте, что светилась в левом углу наноэкрана, задняя дверь кафешки выходила в узкий переулок, и Фалини, если он действительно собрался уйти из кафе этой дорогой, не мог не пройти мимо девушки. Но это ведь официальная карта Анклава, на ней не указаны крысиные ходы, которыми пользовались знатоки местных лабиринтов, а значит…

– Я его вижу, – прошептала Пэт.

– Его или какого-то мужика в наномаске? – уточнил Грег.

– Костюм похож.

– А походка?

– Он довольно далеко.

– Следуй за ним, – решил Слоновски. – А я зайду в кафе и проверю.

* * *

анклав: Москва

территория: Болото

«Шельман, Шельман и Грязнов. Колониальные товары и антиквариат»

разве риск бывает разумным?

– Я знаю, что рискую, – твердо произнес Кирилл. – Но я считаю, что принял правильное решение.

«Если Патриция пострадает…»

– Не пострадает!

«Предсказания Читающей Время не всегда сбываются. Ориентироваться только на них опасно».

– Я знаю, что делаю.

«А книга? Что будет, если мемуары Урзака попадут в чужие руки?»

– Нам станет веселее жить.

«И как долго мы проживем?»

– Зависит от нас.

Грязнов находился в своем кабинете, сидел в кресле, боком к большому, в человеческий рост, зеркалу в массивной деревянной раме, и правая его рука была до локтя погружена в почерневшее, ничего не отражающее стекло.

«Я вижу, победа над Урзаком придала тебе сил. Хочу напомнить, что самоуверенность не лучший советчик для тех, кто хочет жить долго».

– Сколько же ты себе отмерил?

Невидимый собеседник выдержал паузу:

«Ты устал?»

– А кто из нас не устал? – Грязнов хмыкнул. – Мы держимся только потому, что должны держаться. Только потому, что должны победить. И мы одержим эту чертову победу. И вот тогда отдохнем.

«Мечтаешь об отдыхе?»

– Жду.

Вновь пауза.

«Патриция справится?»

На этот раз в голосе, прозвучавшем в голове Кирилла, не было обвинительных ноток. Невидимый собеседник понял, что нападать на антиквара бессмысленно, и вежливо интересовался мотивами принятого решения.

– Не знаю, – честно ответил Кирилл. – Но если она отступит, мы никогда не сделаем из нее Избранную. Ей нужна победа. Ей нужно почувствовать свою силу. И еще ей нужно понять, кто она.

«То есть?»

– Я хочу посмотреть, что Пэт сделает: просто выполнит поручение или…

«Что „или“?»

– Или использует ситуацию в своих целях, – спокойно закончил Грязнов.

«Ты думаешь, она выкинет какой-нибудь фокус?»

– Надеюсь на это.

«Ты сознательно рискуешь книгой?»

– Плевать на книгу! Нам нужна Избранная, ты понял?! Избранная! А не исполнительная и послушная девочка. – Кирилл в ярости топнул ногой. – Пусть привыкает к высоким ставкам.

«Не так давно ты поставил на кон ее жизнь, теперь – жизнь всех нас. Ты НАСТОЛЬКО устал?»

– Я помню о своем долге, – угрюмо ответил Грязнов. – И знаю, что меня ждет в случае проигрыша. Я хочу победить не меньше твоего. И не советую мне мешать. Мы поняли друг друга?

Судя по всему – поняли. Кирилл вытащил руку из стекла, не глядя, пошарил по стоящему слева столику, нащупал золоченую коробочку, вытряхнул на ладонь несколько таблеток, бросил их в рот и, не запивая, проглотил, бездумно рассматривая меняющее цвет зеркало. Стекло перестало быть черным, посветлело, но чистым не сделалось, осталось мутным, с трудом отражающим сидящего совсем рядом антиквара.

– Не надо мне мешать, – пробормотал Грязнов едва различимому двойнику и поднялся с кресла.

Пошатнулся. Стиснул зубы. Глубоко вздохнул.

Человеческое тело не годится для многовекового использования, его ресурс ограничен. Мышцы, органы и кости еще можно взбодрить, можно заставить их работать или, в крайнем случае, заменить. А что делать с головой? Что делать с накатывающей (как правило, в самый неподходящий момент) болью? Что делать с мозгом, который не понимает, почему до сих пор жив?

– Они боятся тебя потерять, Пэт, поэтому готовы трястись над тобой, оберегать, прятать, защищать. Но этим они тебя погубят. – Грязнов улыбнулся. – Я знаю, дочка, ты справишься.

Он проглотил еще пару таблеток, открыл дверь и тяжелой, грузной походкой прошел по коридору к ведущей на первый этаж лестнице. Боль уходила, и с каждым шагом движения Кирилла становились все более и более ловкими, энергичными, наполненными силой и жизнью. Спустившись вниз, Грязнов постоял у дверей комнаты Олово, прислушиваясь к мерному дыханию спящего в полной темноте слуги, однако внутрь входить не стал, направился на кухню, готовить себе и тяжело раненному Олово нехитрый ужин.

* * *

анклав: Франкфурт

территория: Zwielichtsviertel

отель «Венеция»

даже в самом лучшем плане может оказаться изъян

«Забудьте о боли! Наши наны снижают уровень болевых ощущений до минимума!»

Некоторое время назад эту технологию запретили из-за возросшего уровня смертности. Боль ведь появляется не просто так, это реакция организма на какое-то раздражение, это сигнал о том, что необходимо принять меры. Разработчики уверяли, что информация будет поступать в «балалайку», то есть сигнал останется, но без неприятных ощущений, однако что-то не сложилось. Начались несчастные случаи: кто-то схватился за раскаленную сковороду, опомнившись лишь от вони жареного мяса, кто-то облился кипятком, кто-то не почувствовал приступ аппендицита… Корпорация выплатила несколько миллионных компенсаций и официально объявила о прекращении проекта. А теперь вновь выбросила обезболивающие наны на рынок. Люди не любят боль.