— Я. — Сашок смотрит на меня серьёзно и свою линию гнуть продолжает: — Всё-таки советую тебе внимательно документацию изучить, причём не только эту. Хорошо в бумаги закопаться, чтобы в курс дел фирмы войти. Иначе не то, что чужие, свои с потрохами съедят, не подавятся.

— Это вряд ли, — скалю зубы. — Я костистый. Но за совет спасибо. Однако дела будем вести по-моему. Вот скажи мне, за две последних недели, как я место Бонзы занял, замечала ли твоя служба хоть намёк на какие-либо «левые» поползновения моих людей?

Задумался Сашок, губами пожевал.

— Нет. Да это сразу и не определишь. Впрочем, один любопытный аспект имеется. У меня такое странное впечатление складываться стало, что с твоим приходом люди честнее, что ли, работать начали. Даже те, кто раньше при Бонзе потихоньку на себя одеяло тянули, свой пай в деле имея, теперь так пашут, будто это не твоя фирма, а их собственная, но капитал при этом не трогают.

— И так будет всегда! — припечатываю веско. — Поэтому все эти бумаги, — пододвигаю к нему документацию и корреспонденцию, — раздай по соответствующим отделам. Пусть сами на письма отвечают, а подпись личную под документами мои директора ставят. Их у меня, ежели не ошибаюсь, аж шесть штук по разным регионам. Доверяю полностью. Мне же достаточно информации в общих чертах.

Качает сокрушённо головой Сашок, но перечить не смеет. Однако не верит он в «честность» моих соратников, поэтому от колкости не удерживается.

— Тебе бы, Борис, в политики податься, а не фирмой частной руководить.

— Почему?

— Ошибки политика бьют по карману сограждан, а здесь — по собственному.

— А что? — смеюсь. — Может, и подамся во власть! Вишь, как все в Думу рвутся, — стучу костяшками пальцев по передовице «Вестей города». — Чем я хуже?

Пожимает плечами Сашок, молча документацию со стола собирает.

— Мне бы только один вопрос уяснить, — продолжаю в тоне весёлом. — В чём суть экономических реформ нашего правительства. Может, просветишь? Учили же тебя чему-то в МГИМО.

Поднимает на меня глаза Сашок, смотрит внимательно.

— Ты это серьёзно? — спрашивает.

— А почему бы и нет?

Хмыкает Сашок, головой качает.

— Тебе как объяснять: развёрнуто или кратко?

— Развёрнуто я каждый день по телику в новостях слышу, — говорю. — Да только за деревьями леса не видно. Так что давай кратко, но доходчиво.

— Хорошо, — соглашается Сашок. — Будь по-твоему.

Кладёт стопку документов на колени, в кресле откидывается и начинает:

— Представь себе такую ситуацию: на перекрёстке двух дорог стоит общественная баня. По одной дороге к бане подходит грязный человек, по другой — чистый. Как по-твоему, кто из них в баню пойдёт мыться?

— Конечно, грязный! — отвечаю.

— А вот и нет, — цокает языком Сашок. — Чистый. Он каждый день привык мыться, а грязный — каждый день грязным ходит, ему-то зачем?

Недоумеваю я от такой логики, но помалкиваю.

— Пример второй, — продолжает Сашок. — Та же ситуация: подходят к бане грязный и чистый. Кто из них пойдёт мыться?

— Чистый! — выпаливаю.

— Не-ет! Не угадал. Грязный пойдёт. Надо же и ему когда-то помыться.

«Что он мне за ахинею несёт? — думаю недоумённо. — Причём здесь экономический курс государства?»

— Пример третий. Как я уже говорил, на перекрёстке баня стоит. По одной дороге к ней подходит чистый, по другой — грязный. Кто из них пойдёт мыться?

Гляжу внимательно в глаза Сашка и вижу в них смешливые искорки.

— А хрен его знает! — брякаю раздражённо.

— Вот! — восклицает обрадовано Сашок. — Наконец-то ты начал понимать основу экономической политики нашего правительства!

С переездом в усадьбу Пескаря здоровье Пупсика начало поправляться. Хотя количество желаний Пескаря резко возросло, но, странное дело, выполнять их стало проще, и коматозное состояние переносилось легче. Чем это объяснялось, Пупсик понять не мог. То ли дракон потерял его пространственные координаты, то ли сказался совет Пескаря «растягивать» выполнение его желаний во времени. Вероятнее всего, именно последнее оказало столь благотворное действие на здоровье, поскольку, «творя чудеса» в замедленном темпе, Пупсик по крохам цедил из себя энергию, и дракон был не в состоянии определить местонахождение столь слабого источника. Бездна по-прежнему втягивала Пупсика в своё бездонное чернильное жерло, но вселенского ужаса уже не вызывала. И дракон в кошмарах больше не появлялся — лишь изредка из тьмы до Пупсика долетали клочья огня, но и они были не страшны. Наоборот, Пупсик стал испытывать какую-то странную, сродни мазохизму, ностальгию по исчезнувшему ужасу и его олицетворению — звёздному двуглавому дракону. Чем дальше в памяти отодвигалось видение страшного чудовища, парализующее ранее разум ледяным оцепенением, тем больше образ дракона приобретал неестественно притягательные черты.

Выполняя приказ Пескаря «влюбить» в него Алису, Пупсик неожиданно вторгся в неизведанную для него доселе сферу человеческих чувств. Никогда ранее он не проникал столь глубоко в чужое сознание и о чувственных переживаниях других людей знал лишь поверхностно. Так, например, секс, которому в сознании Пескаря было отведено почти идентичное место наряду с курением и выпивкой, Пупсик, изучивший этот физиологический процесс только на примере реципиента, считал неким подобием наркотика. В то же время, зондируя мозг Алисы, перестраивая её чувства по отношению к Пескарю, Пупсик открыл для себя новую область в человеческой психике, где боль и блаженство, презрение и обожание, отвращение и восхищение, уничижение и восхваление не просто соседствовали, отнюдь не противопоставляясь друг другу или даже заменяясь одно другим, а были равнозначны, представляя из себя единое целое. Никак не укладываясь в рациональную логику, этот странный конгломерат чувств подействовал на Пупсика подобно шоку. Почти рефлекторно он примерил необычную психоматрицу на себя, и в его сознании вдруг словно что-то включилось. Будто открылась кем-то специально запертая на семь замков дверь иного восприятия действительности. Причём распахнулась настолько широко, что иногда, находясь в коматозном состоянии, в момент, когда он падал в Бездну, Пупсик ощущал себя в родной стихии — гораздо более близкой чем реальный мир. Вероятно, благодаря своему новому восприятию, в его сознании происходила подмена парализующего ужаса на его полярную противоположность — безудержное счастье. Впрочем, ярко выраженного счастья он не испытывал — оба чувства нивелировали друг друга до спокойного уравновешенного состояния.

В реальной жизни тоже произошли некоторые перемены и открытия, в том числе и в оценке людей. Вторгнувшись в сознание Алисы, Пупсик обнаружил ещё один странный для него аспект. До сих пор он, сам фактически недоразвитый в половом отношении, считал каждого человека, независимо от пола, отдельным и полноправным представителем биологического вида. На самом же деле оказалось, что человек представляет собой странный симбиоз из двух существ, которые, контактируя между собой, в то же время постоянно стремятся к независимости друг от друга и никогда не образуют единое разумное существо. То есть оба пола в отдельности не могут существовать как вид, но и слиться в единого разумного индивидуума они категорически не желают. По логике Пупсика выходило, что абсолютный симбиоз просто необходим для полной гармонии, но вот поди ж ты… Но даже самому себе Пупсик не мог объяснить, почему такие отношения между мужчиной и женщиной он считает ненормальными, нелогичными.