Дверь тихонько хлопнула.

- Мое гостеприимство вам поперек горла, дорогая?

Баронесса вернулась.

Кожа на спине изошла мурашками. До сих пор Бекки не верила, что все происходит наяву.

- Госпожа отдыхает! – тут же пошла в атаку Хельга.

Ее добрая нянюшка остро восприняла случившееся. Всю дорогу отмалчивалась наравне с Лорой, которую, казалось, особо не заботит происходящее. А когда они прибыли на затерянный в лесу постоялый двор… Вот тут-то Хельга и высказала.

- Неправильно это, - расхаживала по тесному номеру. – Он – муж ваш, любит вас, и не глуп. Да, не глуп! Придумал бы, как дело поправить! Виноват, но так по воле гадины старой, прости  Создатель, да предка своего. Может, вернемся?

Бекки и рада была, но не поздно ли идти на попятный? И как расценит это Вильгельм? Это же… Это предательство! Ровно такое же, как умолчать о проклятье. Жениться только для того, чтобы убить! Но она и так умирала… Герцог просто взял ту, у которой не оставалось шансов. А мог бы спросить для начала! И получить отказ, конечно. Мысли множились, как головы гидры, и каждая жалила сердце новыми и новыми вопросами.

- Твоя госпожа скоро изведет себя сомнениями, - парировала ведьма. - Дитя не оценит ее нервов.

Нянюшка что-то пробормотала, но больше не спорила. Направилась к стоявшему чуть поодаль креслу и уселась с самым независимым видом, мол, «попробуй выгнать»

Но выгонять ведьма не стала.

- Ты сомневаешься, - присела за стол. – Понимаю. Но для женщины естественно защищать своего ребенка. К тому же, думаю, реакция твоего мужа будет неоднозначной. Пусть все утрясется.

Легко сказать! Бекки мрачно смотрела на возмутительно спокойную ведьму. Она не выглядела опасной – только очень уставшей и отчего-то постаревшей. Весь лоск столичной леди слетел, как пропало и модное платье.

Тут, в затерянной среди лесов крохотной деревеньке  все носили одежду свободного кроя. И совсем не было мужчин. Во время единственной и очень краткой прогулки Бекки не встретила ни одного.

- Идем, - встала вдруг ведьма. – Хочешь узнать, почему Железный Герцог так ополчился на ведьм? Ты, верно, видела статую в лесу… Я просила Жемчужину привезти тебя туда.

Вот почему лошадь не слушалась! И да, Бекки хотела. Так же как и разобраться  в правильности своих решений.

Механическая фея перепорхнула с одного плеча на другое. Всю дорогу куколка отказывалась забираться обратно на свою подставку и льнула к рукам. Не просто так. Бекки чувствовала и от того сомневалась еще больше. Но дело сделано. И теперь ее держал страх совсем иного рода. И еще любопытство.

- Что вы еще делали, баронесса, не поделитесь?

- Охотно, дорогая. И могу поклясться, что со временем тайн не останется... 

Если бы ведьма хотела – она не могла бы придумать пытки изощрённее. Каждая секунда вдали от Ребекки казалась вечностью. Каждый вздох без нее – нож в измученное и разбитое на куски сердце.

Нет, его не волновала успешная хитрость ведьмы. Вильгельм был согласен тысячу раз стать побежденным, лишь бы это уберегло Ребекку и дало ему железную уверенность, а не полные сомнений дни. Ожидание – смерти подобно, и он умирал каждый день снова и снова.

Конечно, поиски продолжались. В конце концов, клялся он, а вот король ничего не обещал. Следуя слову, Вильгельм держал рот на замке, но Генрих не дурак – его не обманешь молчанием.

- Не знаю, во что ты вляпался, но я не буду отменять поиски, даже если попросишь, - обронил скупо, и Вильгельм был благодарен.

Схема перед глазами смазалась, и пришлось отложить механическое перо в сторону.

Надо дать себе отдых. Выпить сонный отвар и немного подремать - постель он так и не застелил,- но вместо этого Вильгельм посмотрел на браслет. Первое время он не отрывал от него глаз. Светлая точка с каждым днем становилась больше. Распускала в стороны тонкие ниточки-паутинки, пронизывая камень насквозь.

Его дочь росла. Крепкая, здоровая девочка. Остальные камни не меняли цвет, оставаясь чистыми и спокойными. Ребекка не испытывала ни боли, ни голода.

И все его ощущения сейчас сосредоточились именно на этом.  А еще – работе. Утром, днем, вечером, ночью… Он спал по несколько часов, но не только из-за бессонницы.

Ведьма права – его род прервется. Пусть тварь облизывается на свою месть и превозносит ее на пьедестал, но ведьмы ничем не лучше сумасшедшего предка. Лишить страну мощного денежного притока – это пройтись по всему народу. Увеличить налоги, зарубить на корню еще не родившиеся  и угасшие от отсутствия подпитки изобретения, которые, возможно,  если не спасают жизни, то облегчают труд.

И он не мог просто взять и беситься сейчас в угоду раздиравшей на части ярости. Перенаправив гнев на работу, Вильгельм выжимал себя до капли. Работал, чтобы позволить Ребекке жить безбедно, а его дочери выбрать любого, даже если это  будет нищий.

Тихий стук в дверь заставил все же оторваться от записей.

Дворецкий Эрих – один из немногих, кто здесь появлялся, - осторожно протиснулся в дверь.

- Вам послание, господин.

Послание? Не от короля. Тот обычно слал ворона. В измятой тревогой и бессонными ночами душе шевельнулась робкая надежда.

А когда в руках очутился обернутый плотной бумагой четырехугольник… Сердце мучительно сжалось. Блокнот.  Ни одного слова – одни лишь рисунки. Ее рисунки!

С болезненно острой жаждой он впился глазами в первый.

Лес. Густая, пронизанная светом и тишиной чаща. Между корней девочка играет с лисой. Волосы вольно растрёпаны, босые пятки чуть грязные от беготни по тропинкам, а на лбу крохотные бисеринки пота. Лицо крохи показалось смутно знакомым… Торговка булочками! Это она!

- Вот проклятье, - пробормотал, вглядываясь внимательнее.

Вокруг него плелась сеть. Точно такая же, как однажды была сготовлена для ведьм. История сделала виток, и охотник оказался дичью. Но ярости не было. От картины веяло безмятежность. Девочка улыбалась так весело, а лиса задорно ловила кончик прутика, приплясывая на задних лапках. А ведь на костер отправляли даже таких крох...

Стоило представить, что подобное могло случиться с его дочерью… От ужаса бросило в холодный пот.

Вильгельм скорее перевернул страницу.

Поляна. Женщины танцуют вокруг костра в свободных платьях и свободные сердцем. Их мало. Едва ли десяток, но радость жизни мерещится тихим смехом и нежной музыкой. Руки протянуты вверх, к звёздному небу, а на лицах улыбки.

Третья картина.

Круторогий олень ест из протянутых рук. В глазах животного тихая благодарность и облегчение. Словно его только что вырвали из рук живодёров-охотников, которые забавляются убийством не для еды.