Что Руди Каттер все еще на свободе. Что он все еще убивает. И что собирается убить еще одного человека.

Дверь ему открыла стройная женщина в темно-зеленом платье. Фрост уже встречался с ней. Доминика Любин была матерью Наташи. По ее поджатым губам сразу стало ясно, что она узнала его.

– Мистер Истон, – сказала она. – Дженис и Нед говорили, что вы будете. Проходите.

Фрост ступил в логово льва. Гостиная и столовая с трудом вмещали всех гостей, которые разговаривали приглушенными голосами. Однако разговоры тут же прекратились, едва родственники жертв заметили его, и он ощутил, как его окатила волна враждебности. Никто ничего не сказал, но в этом и не было надобности, потому что и так все было ясно.

Нед встал и поприветствовал сына обычным теплым объятием.

– Спасибо, что пришел, – проговорил он ему на ухо. – Это очень важно для твоей матери.

– Поэтому-то я и пришел, – сказал Фрост.

– Отличный вчера был ужин, правда? Мы с мамой в восторге от Дуэйна и Табби. Она замечательная, правда?

– Да.

– В следующий раз приводи с собой эту Иден, – сказал Фрост.

– Папа, между нами ничего нет. Честное слово.

– Ну все равно приводи. Дженис будет счастлива, что ты хоть с кем-то.

Обнимая Фроста за плечи, Нед повел его к остальным гостям. Его встретили вежливыми, но холодными улыбками. Дженис сидела в обществе Гильды Флорес и китайской пары лет тридцати-сорока, вероятно, родственников шестой жертвы, Сю Тянь. Дженис притянула к себе сына и поцеловала его.

– Может, тебе здесь неуютно, но я все равно рада, что ты пришел, – прошептала она.

Фрост увидел, что диваны и кресла сдвинуты в круг с золотистым ковром в середине. Сидячих мест для всех не хватало. Истон прикинул, что гостей не меньше тридцати человек. Родственники из разных семей держались за руки и прижимались друг к другу. Обнимались. Плакали. Изредка слышался смех. Кто-то показывал снимки из телефонов. На всех стенах комнаты были развешаны фотографии привлекательной девушки. Фрост знал, что это Наташа Любин.

Возможно, большинству этих людей подобные встречи облегчали боль, но на Истона они действовали удушающе. Обычно он плохо чувствовал себя в толпе.

– Давайте перейдем к описаниям! – объявила Доминика Любин через двадцать минут, которые показались Фросту вечностью.

Он вопросительно посмотрел на мать.

– Это шанс для всех поделиться воспоминаниями, – пояснила Дженис.

Все родители расселись по стульям и диванам. Фрост остался за пределами круга в числе тех, кому не хватило места, братьев, сестер и детей. На одном из стульев он заметил Камилль Валу. Выглядела она вполне благополучной, но выражение на лице было страдальческим. Их взгляды встретились, и у нее даже приоткрылся рот в немом изумлении. Фрост вспомнил их разговор и ее полную скорби реакцию, когда она изучала надпись на крышке настоящих часов. La rêveuse.

Камилль привстала со стула – казалось, ею движет непреодолимое желание пересечь комнату и влепить ему пощечину. Однако она все же села и отвела взгляд, кусая губу.

Начались истории.

Доминика Любин рассказывала первой. Ее муж – высокий мужчина на несколько лет старше нее – сидел с ней рядом. Она вспоминала, каким пустым был дом после того, как Наташа уехала в колледж, и какими долгими были те четыре года, что дочь училась в университете. А потом Наташа вернулась домой и поступила на работу в департамент благоустройства парков. Она работала в Стерн-Гроув, поэтому ей достаточно было перейти дорогу, чтобы оказаться на рабочем месте. У матери, отца и дочери появилась возможность каждый день устраивать совместные завтраки.

До появления Руди Каттера.

После этого дом опять стал пустым, как будто Наташа уехала учиться; только на этот раз Доминика знала, что дочь никогда не вернется домой.

Следующим заговорил отец Рей Харт.

Потом Гильда Флорес. Потом Камилль Валу. Потом муж Хейзел Диксон, державший на коленях маленького сына. Все плакали. У Фроста даже закружилась голова от постоянного звучания имен жертв. Он видел лица девушек, но до настоящего момента практически не знал их. Они, словно призраки, собрались в комнате и преследовали тех, кто остался на земле. Вокруг него звучали голоса, но он слышал только голос Руди Каттера в телефоне и чувствовал себя абсолютно бессильным, а в его душе поднималась ярость, которой он не испытывал никогда в жизни.

Поглощенный собственными мыслями, он не заметил, как к нему обратилась мать, сидевшая на другом конце комнаты:

– Фрост! Ты не мог бы рассказать нам что-нибудь о Кейти?

Все посмотрели на него. На лицах появилось выжидательное выражение. Тишина стала напряженной, как тиканье часов. Тик-так. Фрост лихорадочно искал, что бы такое рассказать, но ничего не находил. Его сердце бухало где-то в горле. Во рту пересохло. Он провел рукой по каштановым волосам и сказал:

– Мне нужно на воздух.

Не медля ни секунды, он вылетел из дома и захлопнул за собой дверь. Перешел проезжую часть и привалился к толстому стволу эвкалипта. Ему было трудно дышать. Под плотной сенью крон день казался вечером.

Неожиданно он услышал рядом голос:

– Вы из группы?

Фрост огляделся по сторонам и увидел на отделанной плитняком скамейке мужчину примерно одного с ним возраста. Мужчина, черноволосый, в красных очках, сидел, вытянув длинные ноги. В руке у него была дымящаяся сигара. Он был одет в ржавого цвета свитер и джинсы.

– Прошу прощения?

– Я видел, вы вышли из дома. И решил, что вы, должно быть, кто-то из родственников.

– Да. Меня зовут Фрост Истон.

Мужчина встал со скамьи и протянул руку. Инспектор пожал ее.

– Робби Любин. Таш – Наташа – была моей сестрой.

– А моей была Кейти.

Робби сунул руку в карман джинсов и достал сигару.

– Хочешь?

– Нет, спасибо.

– Таш всегда донимала меня за сигары. Говорила, что они воняют. Поэтому я курил их в ее присутствии, когда мог.

Фрост улыбнулся.

– Правильно делал.

Робби махнул рукой в сторону дома.

– Эти сборища с обнимашками не по мне. Я предпочитаю скорбеть по-своему.

– Я тоже. – Фрост попытался вспомнить, что ему известно о брате Наташи. – Кто-то говорил мне, что ты из Миннесоты. Это так? Или я тебя с кем-то путаю?

– Нет, это я, – ответил Робби. – Я живу в пригороде Миннеаполиса, в городе под названием Мейпл-Гроув. Работаю в «Медтронике». Родители не могут понять, что я там делаю. Думают, что в Миннесоте тундра с дикими холодами.

– Миннесота мне не совсем чужда.