Холод – не помеха. Туман – не помеха. Кого-кого, а настоящего бегуна это не остановит. Мария обязательно выйдет, и он будет ждать ее.

«Хоуп, я разделаюсь еще с одной. Смотри. Ты же ничего не можешь поделать».

Только вот вопрос: сколько времени у него есть. Рано или поздно полиция найдет его. Через часы, а может, через дни. Они с Фростом Истоном бегут наперегонки, и есть только один способ выяснить, насколько Истон близок к финишу. Руди порылся в рюкзаке, достал одноразовый телефон и набрал номер.

На звонок ответили после первого гудка:

– Инспектор Истон.

Руди набрал в грудь побольше воздуха.

– Привет, инспектор.

На том конце воцарилось долгое молчание. Руди слышал шум уличного движения. Коп уже ехал по магистрали. Наконец Истон сказал:

– Каттер. Ты где?

– Наблюдаю кое за кем. Знаешь, за кем?

Истон не ответил. Руди прислушался, не изменится ли режим работы двигателя. Если коп обо всем догадался, он наверняка развернется. Поедет обратно к Марии Лопес и обыщет весь кряж. Звук двигателя не изменился. Значит, Истон едет дальше. Он знает имя Марии Лопес, но это все, что ему известно. Пока.

Руди подумал: «Библиотека».

Тот тип с мотоциклетным журналом видел его в городской библиотеке, и они нашли историю его запросов.

– Что тебе надо? – спросил Истон.

– Я подумал, что нам надо поговорить, – ответил Руди. – Судя по тому, как идут дела, другой возможности нам может не представиться. Наша следующая встреча, вероятно, состоится при совершенно других обстоятельствах. Так что давай сейчас, когда у нас обоих есть время.

– У тебя меньше времени, чем ты думаешь, – сказал коп.

– Серьезно? Думаю, ты блефуешь. Сомневаюсь, что ты обо мне хоть что-то знаешь.

– Я знаю, что все жертвы связаны с Хоуп. Я знаю, что в этой жизни тебя держит только одно: желание наказать Хоуп за то, что она сделала с твоей дочерью.

Руди довольно долго выжидал, прежде чем ответить. Если Истон и стрелял наугад, то попал он очень близко к цели.

– Ты, инспектор, не в состоянии понять мои отношения с Хоуп, – сказал Руди. – Я любил ее. Я и сейчас ее люблю, несмотря ни на что. Можно любить и одновременно ненавидеть. Хоуп была сложной и проблемной. Я никогда не мог понять всей глубины ее страданий.

– Думаю, ты и не пытался. Это же видно на автопортрете, который она написала, будучи подростком.

– Конечно, задним умом все крепки. Всегда проще что-то распознать, когда оглядываешься назад. Но ты прав. Мне жаль, что я не увидел. Я часто смотрел на эту картину на стене и не понимал, что она – крик о помощи. Как я понимаю, раз ты видел портрет, значит, ты виделся с матерью Хоуп? С Джозефин?

– Да. Я показал ей фото Нины Флорес. Она сразу заметила связь с Хоуп.

Руди снова ощутил сокрушительный удар. Неужели такое возможно? Неужели он знает? На всем свете есть только один человек, который с первого взгляда понял бы, почему он выбрал этих женщина, и этот человек – мать Хоуп.

– И что тебе сказала Джозефин? – спросил он.

В этот момент ветер позади него взвыл, как ведьма. Руди прикинул, услышал ли инспектор этот вой и сумел ли сложить два и два. Ветер. Кряж. Мария Лопес и ее дом на холме. Но Истон промолчал, не ответил на вопрос. Инспектор выводил его на разговор. Подбивал рассказать больше. И Руди уже не мог остановиться.

– Хоуп всегда боялась причинить вред Рен, – продолжал он. – Думаю, это дико пугало ее еще до того, как она забеременела. Она видела лица других мамочек. В них было удовлетворение. Радость. Любовь. Они были счастливы, обнимая своих детей, и она знала, что ей-то испытать все это не доведется. Мне понадобилось много времени, чтобы понять это. Слишком много.

Руди закрыл глаза. Он представил все лица. И эту жуткую, приводящую в ярость радость.

– Конечно, понимание мотивов Хоуп не делает ее поступок меньшим злом, – продолжал он. Сейчас в его голосе снова зазвучало напряжение, острое, как лезвие ножа. – Она не заслуживает пощады. Никакой.

– Ты тоже, – без обиняков заявил Истон.

Руди услышал в этих словах еле сдерживаемую ярость.

– Я не прошу о пощаде. Я знаю, что от тебя мне ее не видать. Эй, инспектор, ты намекаешь на то, что хочешь убить меня? Такой у тебя план? Давай начистоту. Если бы я сейчас дал тебе шанс, ты бы всадил пулю в голову тому, кто перерезал глотку твоей сестре?

Он прислушался к дыханию копа. Медленному. Вдох-выдох. Тот пытался совладать со своими эмоциями.

– Каттер, я хочу остановить тебя, – сказал Истон. – Мне не нужна твоя смерть. Я предпочел бы упрятать тебя обратно в камеру, где бы ты мучился следующие тридцать лет.

– Ой, инспектор, для мучений камера не обязательна. Свободные люди тоже страдают. Иногда для сумасшествия достаточно воспоминания, обжигающего взгляд. У меня такое есть.

– И у меня тоже, – напомнил ему Истон. Его голос звучал глухо и был полон горечи.

– Думаешь, ты все повидал, но это не так. Есть еще много других демонов. Ужас всегда может стать еще страшнее. Поэтому не превращай это дело в личное, инспектор.

– Поздно.

На линии установилась мертвая тишина. Коп неожиданно отключился; разговор был окончен. Руди отключил телефон и вынул из него аккумулятор. Он взял бинокль и приготовился ждать.

Скоро наступит вечер. Мария выйдет на пробежку.

До этой минуты он еще обдумывал свой план в отношении Истона, но теперь знал, что делать. Никакой пощады. Если Истон хочет превратить это дело в личное, Руди не в силах ему отказать. Только он еще не представляет, насколько личным станет это дело.

Фрост отшвырнул телефон на соседнее сиденье. Громко выругался и стиснул руль. Он солгал самому себе и Руди Каттеру, когда сказал, что хочет упрятать негодяя обратно за решетку. Если бы сейчас ему дали шанс, он делал бы то, о чем говорил Каттер. Всадил бы пулю ему в лоб.

Фрост пытался успокоиться. Он опаздывал, а ехать оставалось еще несколько кварталов, причем ехать туда, куда ему совсем не хотелось. Он свернул с Девятнадцатой улицы и обнаружил, что вся обочина под эвкалиптами Стерн-Гроува забита машинами. Это родственники жертв Каттера съехались на собрание группы в дом родителей Наташи Любин. Окна дома выходили на парк, и инспектор увидел, что гости уже собрались.

Он вылез из машины. Стерн-Гроув напоминал густой лес в центре города, и кроны деревьев с переплетенными ветвями нависали над головой, как гиганты. Сунув руки в карманы, он перешел проезжую часть с масляными пятнами на асфальте и поднялся на крыльцо. За дверью слышались голоса. Собравшись с духом, он приготовился предстать перед членами семей.

Что он может им сказать?