– Надо было спросить у домашнего сервера.

– Дома в то время были не такие умные, как сейчас.

– И ты пошел ее искать.

– Угу. Мне тоже не стоило идти, однако папа уже собрался звонить в полицию, а я… ну, в общем, догадывался, куда она пошла.

– Тебе надо было рассказать все родителям!

– Я не хотел, чтобы они поняли, что я и сам прекрасно знаю, как попасть в водосток. Хотя ты права: надо было им рассказать, это было бы еще более смелым поступком.

– Но тебе было только одиннадцать.

– Мне было только одиннадцать, и не на все хватало храбрости, поэтому я потихоньку вышел из дома, побежал под дождем к дырке в заборе, протиснулся сквозь нее и стал искать Порри.

– По-моему, это тоже смелый поступок. И ты ее нашел?

– Ну ты же сама знаешь, чем все кончилось.

– Я понарошку спросила.

– Порри взяла ведерко и отправилась к канаве, чтобы самой наловить головастиков. Она уже наполовину поднялась обратно наверх по бетонной стенке – и вдруг перепугалась. Есть такая разновидность испуга, когда ты не можешь двигаться ни вперед, ни назад, то есть вообще уже ничего не можешь. Поэтому она просто сидела там и плакала, а вода в канаве бурлила и прибывала с каждой минутой. Еще немного, и ее бы унесло.

– Но ты ее спас.

– Ну да, я спустился, протянул ей руку и помог выбраться. От дождя там все было очень скользкое. Мы уже почти дошли до забора, и тут она как закричит: «Мои головастики!» Мне пришлось еще раз спуститься за ведерком. А потом мы пошли домой.

– И ты про нее ничего не сказал.

– Я сказал, что она играла у соседей во дворе. Ведерко мы спрятали в гараже…

– И забыли про него!

– И забыли про него, а головастики поступили так, как им и положено – начали превращаться в лягушек. Когда папа через пару дней зашел в гараж, весь пол там был покрыт зелеными лягушками, и они начали на него прыгать. Словно водопад из лягушек. Он как закричит! Мы все выбежали из дома, а Порри давай хохотать…

– Но она не объяснила, почему смеется, как ее ни спрашивали.

– Не объяснила.

– И ты тоже никому не сказал.

– Никому. Только вот теперь.

Тесс удовлетворенно улыбнулась.

– Ну да. А что случилось с лягушками?

– В основном ничего плохого. Распрыгались по дворам и палисадникам по всей улице. У нас в том году было очень шумное лето, кваканье стояло непрерывное.

– Ага. – Тесс закрыла глаза. – Спасибо, Крис.

– Не за что. Ты уже засыпаешь?

– Ага.

– Надеюсь, тебе шум ветра не слишком мешает?

– Могло быть и хуже. – Тесс впервые за весь день улыбнулась. – Если бы лягушки квакали.

Маргерит выслушала начало истории, стоя под дверью, потом отправилась в кабинет и включила настенный экран. Не для работы. Просто посмотреть.

На том участке UMa47/E, где сейчас находился Субъект, понемногу смеркалось. Субъект шел по узкому каньону прямо на заходящее солнце. Может, дело в освещении, но выглядел он совсем плохо. Он уже долгое время питался чем придется, в основном мшистой порослью, которая лепилась к камням повсюду, где имелись вода и тень. Маргерит подозревала, что мох этот не слишком питателен и что его, скорее всего, недостаточно для поддержания сил. Кожа Субъекта ввалилась и покрылась складками. Чтобы решить это уравнение, не нужно быть физиком: расход калорий слишком велик, приход слишком мал.

Небо темнело, появились первые звезды. Самая большая была вовсе не звездой, а планетой – одним из двух газовых гигантов системы, UMa47/A, почти втрое больше Юпитера; этого размера хватало, чтобы на максимальном сближении различить планетный диск. Субъект остановился и повертел головой в разные стороны. Осматривается? Ориентируется по звездному небу?

Крис закрыл дверь спальни Тесс и, подойдя к кабинету, остановился на пороге.

– Не помешаю?

– Бери стул, я все равно не работаю.

– Темнеет, – заметил он, указав рукой на экран.

– Скоро Субъект ляжет спать. Крис, я понимаю, звучит дико, но я за него волнуюсь. Он так далеко от… да от всего. Здесь вообще нет никакой жизни, даже паразитов, чтобы сосать его по ночам.

– Это же хорошо?

– Ну, технически это вряд ли паразиты. Скорее здесь симбиоз, благоприятный для обеих сторон, иначе города бы ими не кишели.

– В Нью-Йорке полно крыс. Это не означает, что от них есть польза.

– Вопрос остается открытым. Но он явно нездоров.

– Рискует не дотянуть до Дамаска?

– До Дамаска?

– Не могу отделаться от мысли, что он вроде святого Павла по дороге в Дамаск. Ждет откровения.

– Боюсь, даже если он его получит, мы об этом не узнаем. Я надеялась на что-нибудь более заметное.

– Ну, тут я не эксперт.

– А кто эксперт? – Она отвернулась от экрана. – Спасибо, что помог уложить Тесс. Тебе еще не надоело рассказывать ей истории?

– Ничуть.

– Она эти твои… как она их называет? – истории про Порри очень любит. Я даже немного ревную. Ты так мало рассказываешь про свою семью.

– Тесс очень благодарный слушатель.

– В отличие от меня?

– Тебе уже не одиннадцать, – улыбнулся Крис.

– Тесс когда-нибудь тебя спрашивала, что стало с Поршей, когда она выросла?

– К счастью, нет.

– Отчего она умерла? – спросила Маргерит. И тут же поспешно добавила: – Прости, Крис. Знаю, что ты не хочешь об этом говорить. И это совсем не мое дело!

Крис молчал. Господи, подумала Маргерит, я сделала ему больно.

Потом он произнес:

– Порша всегда была слишком своевольной. Университет она бросила, переехала на съемную квартиру, соседи были без постоянной работы, покуривали…

– Наркотики, – кивнула Маргерит.

– Не в наркотиках дело. С наркотиками она как раз справлялась, наверное, ее к ним не так уж и тянуло. А вот в людях разбиралась плохо. Порша переехала под Сиэтл, поселилась там в трейлере с каким-то парнем, у нас с ней почти не было связи. Она говорила, что его любит, но так ни разу и не согласилась дать ему трубку.

– Дурной знак.

– Все случилось, когда вышла моя книга про Галлиано. Я проезжал через Сиэтл в рамках турне по ее продвижению, позвонил Порри и договорился о встрече. Не там, где она живет – от этого она наотрез отказалась. Предложила где-нибудь в городе. Одна, без бойфренда. Сначала вообще отказывалась, а потом сама выбрала ресторан, и мы встретились. Приехала одетой в какое-то тряпье и в больших солнцезащитных очках. Как раз таких, чтобы скрыть синяки.