– Что ты такое говоришь, папа? – негодующе насупилась Одри, нервно сжав кулак.

Билл опустил взгляд на руки дочери:

– Успокойся.

Одри сжала зубы, чувствуя себя после его слов психически больной. Она медленно выдохнула и натянула на лицо наигранную улыбку, демонстрируя свое абсолютное спокойствие.

– Малышка, я всё понимаю. Ты слишком много горя пережила, а после похищения стала ещё более раздражительной, – проговорил Билл. – Что этот негодяй с тобой сделал? Что?

Одри внимательно посмотрела на отца. На его лбу выступили морщинки, как только он поджал губы и приподнял брови.

– Доминик Хардман был очень вежлив со мной, – начала Одри, резко переводя взгляд на Филиппа, который явно ожидал, что она начнет жалобную тираду о пленении бесчестным бандитом. – Он даже не прикасался ко мне. Его люди относились ко мне также хорошо. Было ощущение, будто я не пленница, а особа президентского класса.

Одри хотелось увидеть то самое непонимание на лице Филиппа, которое она и пыталась вызвать.

– Нет, этого не может быть, – проговорил Билл.

– Мне лучше знать, – резко ответили она, переводя на него невозмутимый взгляд.

– Ваша дочь врет, – вмешался Филипп. – Доминик угрожал и мне. Приходилось говорить близким точно такие же слова. Ох, как он хорош в даре убеждения!

Одри косо посмотрела на него.

– Говори правду, Одри! – потребовал Билл, насупившись, будто на допросе.

– Я всё сказала. Он, и правда, не делал мне больно, – честно ответила она. Уже без наигранности и преувеличений. – Да, признаюсь, его люди были не так лояльны, но всё же тот плен, в котором я оказалась, отличается от того, что себе раньше представляла.

– Откуда у тебя это? – Филипп указал на её плечо, где красовалась небольшая фиолетовая гематома.

Этот удар пришёлся по ней из-за её невнимательности и рассеянности. После превосходного времяпровождения с пистолетом в руках, когда она вся на эмоциях моментальных воспоминаний выходила из здания, споткнулась за высокий порог, зацепившись рукой об железную дверь. Резкую боль перекрыла лишь мгновенная реакция Гранта. Он был так обеспокоен, что она на короткий период времени смогла забыть, кто перед ней и почувствовать, как внутри зажглось маленькое пламя той самой незабывшейся влюбленности. Безусловно, он всё испортил сам. Убедившись, что Одри в порядке, он назвал её неумехой и, продолжая ухмыляться, всё же помог дойти до машины.

– Случайность, – ответила Одри.

– Врёт, – сделал вывод Филипп. – Я хорошо знаю средства Доминика. И поверьте мне, лучше вам не знать подробности. Нет сомнений, что он причинял вашей дочери неимоверную физическую боль.

Билл протянул руку через разделявший их стол, взял ладонь Одри в свою и утешительно погладил большим пальцем:

– Моя девочка, что тебе пришлось пережить.

Она решила, что будет уместным промолчать. Отец её не послушает, а Филипп ещё больше подкинет дров в огонь. Лучше делать вид, что они во всем правы. Может, тогда они перестанут задавать ей вопросы, ответы на которые оба не воспримут.

– Нужно будет срочно связаться с твоим психологом, малышка. – начал поучительно Билл и взглянул на Филиппа. – Я нашел ей профессионала в своей деятельности. В психологии он когда-то был, как рыба в воде. Сейчас уже давно этим не занимается, но не смог отказать моей девочке.

– Интересно, – улыбнулся Филипп, встретившись с Одри многозначительными взглядами. – Кто же он?

– Грант Гарсиа. Когда-то его упоминали в новостях. Может, вы слышали о таком, – ответил Билл.

Филипп насупил брови, задумчиво поднимая взгляд вверх:

– Вряд ли.

– Видимо, возраст уже не тот, если забываете имена, – проговорила резко Одри и на её лице вмиг появилась довольная улыбка, когда Филипп посмотрел на неё с явной враждебностью.

– Одри, перестань, прошу тебя, – сказал устало Билл, не понимая, что сегодня происходит с его дочерью. Она никогда не была такой колкой. Её вежливость будто испарилась. Из плена Блокады дочь вернулась не напуганной, как он предполагал. Она изменилась и стала грубее и язвительней. Это состояние Одри тревожило его всё больше, с каждым её новым словом.

– Прости, папа, – сказала она и опустила взгляд, всё ещё не теряя ухмылку.

Застыла неловкая тишина. Билл скрестил пальцы, положив руки на стол. Он изредка устало мотал головой из стороны в сторону, будто его мысли не давали ему покоя. Филипп в это время встретился глазами с Одри. На его лице больше не было непонимания, теперь улыбался лишь он. Будто ничего не могло его расстроить или поставить в тупик. Филипп подмигнул Одри, чем застал её врасплох. Она сидела, будто окаменевшая, не зная, что этим он хочет ей показать.

Со второго этажа донёсся настойчивый звук рингтона рабочего телефона. Билл поднялся со своего места.

– Прошу прощения, – он поспешно удалился из кухни, оставляя Одри наедине с самым настоящим преступником. Хотя, если брать в расчёт последние месяцы, то она должна была уже привыкнуть к общению с такого рода людьми.

Филипп положил локти на стол и заинтересованно посмотрел на Одри. Прищурившись, он вновь улыбнулся. Эта улыбка показалась Одри более чем отвратительной. Очень скользкий тип – это единственный вывод, который она смогла сделать. Нельзя было понять, что происходило в его голове, что именно он задумал.

– Твой диагноз, дорогуша, – Стокгольмский синдром, – проговорил он, не сводя с неё взгляда.

Одри облокотилась на стол и посмотрела внимательней на мужчину.

– Синдром Аспергера, – сказала она, слегка улыбнувшись краешком губ. – Это ваш диагноз.

Заметив непонимание на его лице, Одри пояснила:

– Характеризируется серьёзными трудностями в социальном взаимодействии, а также ограниченными и повторяющимися интересами и занятиями.

Филипп улыбнулся ещё шире, показывая белые ровные зубы:

– Чем подтверждается мой диагноз, красавица?

– Тем, что столько лет не можете оставить в покое Гранта. Может, он так нарушает ваш покой, потому что стало понятно, что есть человек в разы сильнее вас? И видимо, этот факт очень сильно тревожит вашу ранимую гордость, – проговорила она, едва сдерживаясь, чтобы не скривиться, когда после стольких язвительных высказываний в его сторону, он продолжал расслабленно сидеть и улыбаться.

– Маленькая девочка решила, что может влезать во взрослые и к тому же опасные дела, – проговорил он, понижая голос.

– Пусть будет так. Взрослые просто ведут себя, как дети, – быстро ответила она, замечая, что раздражающая ухмылка исчезла с его лица, теперь он сохранял невозмутимый вид. – Вам скоро пятьдесят лет, насколько я помню. Гранту двадцать девять. Разница ощутимая. Есть у вас доля ума в голове? Или же вы не можете принять тот факт, что на замену вам пришел более молодой и амбициозный?