Но сейчас определенно не до смеха. Когда Адам расстроен или взволнован, он ведет себя очень тихо. Перед совещаниями на студии всегда молчит. А еще суетится. Руки постоянно движутся и что-то делают: приглаживают волосы, трут подбородок, залезают в карманы и тут же снова вылезают, барабанят по всем доступным поверхностям. Захожу в кухню и вижу оставшиеся с утра кофейные чашки: он их до сих пор не вымыл. Что-то определенно произошло.

— Все в порядке? — спрашиваю я, пока разбираю чемоданчик для ленча и мою пустые контейнеры.

— Все от-т-тлично, — отвечает Адам. В голосе отчетливо слышится гнев, так что нетрудно понять: отличного мало. Он барабанит пальцами по клетке с попугаем, и Сноуи негодующе верещит.

— Что-нибудь случилось на студии? — допытываюсь я.

— Нет, — твердо отвечает Адам.

Тэкери включает телевизор в гостиной. Слышно, как Любопытный Джордж поет свою любимую песенку.

— Хочешь пива? — Открываю холодильник и достаю бутылку «Миллер лайт». — Может быть, поджарим на обед стейки?

— Перл… — Адам начинает что-то говорить, но тут же замолкает, вздыхает, и во вздохе ясно слышится отчаянье. Наконец садится за стол и неподвижно смотрит в сад. Он бледен и похож на человека, утомленного жизнью и миром. Прекращаю возню и обнимаю, но он словно и не замечает. Мои ладони лежат на его плечах, а его руки упрямо сложены на коленях.

— В чем дело? — Наклоняюсь и вопросительно заглядываю в лицо.

— Я никогда тебя не удовлетворял, правда?

— О, пожалуйста, только не это! Миллион раз говорила, что люблю тебя.

— Но не так, как любила Б-б-б…

— Бретта. — Иногда невозможно удержаться, чтобы не закончить за него фразу.

— Да, Бретта, — повторяет он.

— Тебя я люблю больше, чем когда-либо любила Бретта, — уверяю я и пытаюсь удержать руку, которая теперь барабанит по столу, но Адам не позволяет.

— Наверное, пора прекратить игры, — тихо произносит он.

— О чем ты?

Он собирается с духом, глубоко вздыхает и говорит:

— Думаю, тебе лучше собрать вещи и уйти.

Слова бьют по голове, как деревянная колотушка в мультфильме про Тома и Джерри, вот только так же быстро прийти в себя не удается.

— Что? — Чтобы не упасть, хватаюсь за стул и тяжело оседаю.

— Мне известно о мерзком свидании с Бреттом. Понятия не имею, зачем ты пытаешься притворяться.

Я молчу. Слишком потрясена, чтобы о чем-то думать.

— Твой роман с Бреттом. Я все знаю.

Слово «роман» кажется совершенно неуместным. Романы случаются в фильмах и книгах. Романы подразумевают тайные встречи, секретную переписку и клятвы в вечной любви. А это был вовсе не роман. Просто случайная ошибка. Слабость. Уступка.

Смотрю вниз, на свои туфли — они из красной кожи, с бантиками, на высоких каблуках. Понимаю, что как раз такими и должны быть туфли неверной жены.

— Не знаю, что ответить.

— А я знаю, что это правда. — Адам укоризненно смотрит в глаза. На усталом лице застыла боль.

— Но никакого романа не было и нет. Бретт всего лишь застал меня врасплох.

— Врасплох? Так, значит, можно заниматься сексом всего лишь потому, что кто-то застает врасплох? — В голосе звенит гнев.

— Но тебя не было рядом! Тебя никогда нет рядом. Умер папа, и мне нужно было с кем-нибудь поговорить.

— Или с кем-нибудь переспать?

О Господи, неужели все так безобразно?

— Если я много работаю, значит, можно мне изменять, верно? — продолжает Адам.

— Нет!

— А ведь я столько работаю, чтобы обеспечить вас с Тэкери.

— Послушай, не говори так. Этого не должно было произойти. Я не оправдываюсь, а просто хочу объяснить. Я… я… — Пытаюсь найти нужные слова, но они не приходят. Можно ли убедить человека в собственном раскаянии? Можно ли доказать, что произошла ужасная ошибка? Вижу, как Адам страдает, и мучительно хочу утешить. Сердце разрывается на части. — Прости, — шепчу я. — Прости, мне очень-очень жаль.

— Ты предала меня. — Адам встает и идет к раковине. Теперь в голосе слышится ярость. — Более того, ты предала и Тэкери, и саму себя.

Понимаю, что он прав. Адам вовсе не мелкий и не низкий человек. Порой он может быть рассеянным и невнимательным — настоящий трудоголик, вечно в погоне за успехом. Честолюбивый и целеустремленный. Но никогда не был злым. А главное, он абсолютно, безысходно прав.

— Ну, а ребенок? Ты хотя бы знаешь, чей он? — Теперь уже в голосе сквозит не боль, а злоба.

Качаю головой и из последних сил сдерживаю готовые пролиться слезы. Заслужила, ничего не скажешь.

— Может быть, надеешься, что буду растить очередного щенка Бретта? — Теперь уже Адам рычит. Подобной гримасы на его лице в жизни не видела.

— Нет. Я… я…

В мусульманских странах женщину забили бы камнями за прелюбодеяние. Какое милостивое избавление! Ничто не может быть хуже той пропасти, которая сейчас разверзлась между нами. Наступает долгое молчание — отчаянное, болезненное, неопределенное.

— Пожалуй, соберу вещи, — произношу деревянными губами и заставляю себя встать. С трудом иду по кухне. Возле двери останавливаюсь и оборачиваюсь. На что надеюсь? Не знаю. Может быть, на помилование или хотя бы на отсрочку исполнения приговора. Но вижу, как по лицу Адама катятся слезы. Нет, я недостойна ни помилования, ни жалости. Окончательно разбила сердце доброго, любящего и доверчивого человека.

Поднимаюсь в спальню. Сражаясь с застилающей глаза пеленой, машинально бросаю в сумку какие-то вещи. Понятия не имею, что беру, да это и не важно. Достаю из-под подушки пижаму Тэкери, складываю несколько пар шорт, несколько футболок. Что я скажу сыну? Голова кружится и раскалывается, неожиданно подступает тошнота. Сажусь на кровать и на несколько минут отключаюсь.

— Мамочка, ты не заболела? — В дверях стоит Тэкери.

— Мама неважно себя чувствовала, — объясняю я, — но теперь уже лучше. — Иду в ванную, умываюсь и чищу зубы. Тэкери внимательно наблюдает. Убираю зубную щетку в пакет с туалетными принадлежностями.

— Почему папа кричал?

— Он немного расстроен. Иногда такое случается: мамы и папы ссорятся, но потом мирятся, и все бывает хорошо. А нам с тобой предстоит небольшое путешествие.

— В Диснейленд?

— Нет, не в Диснейленд. — Лихорадочно пытаюсь придумать. Куда? Куда мы поедем?

— Это будет таинственное волшебное путешествие, — наконец решаю я.

Спускаемся и выходим из дома. Кладу сумку на переднее сиденье, потому что вся машина забита коробками с папиными вещами. Адама нигде не видно.