Вечером, когда мне казалось, что день уже порядком испорчен и ничто больше не сможет выбить меня из фантомного равновесия, которое я по крупицам восстанавливал всё оставшееся время, стало в разы хуже.

Стук в дверь не предвещал ничего хорошего, и всё же мне ничего не оставалось, как произнести:

– Входите.

Сильвия появилась на пороге и строго проговорила:

– Господин Уильям просит в свой кабинет.

Кажется, она поняла, что Скэриэл был у меня, и вновь заняла недружелюбную позицию. Скэриэла она не переваривала, а само его появление в стенах этого дома воспринимала не иначе как плевок в душу. Думаю, она могла много чего мне высказать, но молча сносила все мои выходки и держалась достойно. Хотя порой от неё так и веяло неодобрением. Вот и сегодня она была не в духе.

– Может, не сегодня? – пробурчал я с кровати, бездумно листая ленты социальных сетей.

– Простите, что? – изумлённо выдала она, стоя в дверях.

– Встаю, – уныло протянул я, не двигаясь. – Сейчас поднимусь к нему.

– Будьте так добры поторопиться. У господина Уильяма много дел.

– Как всегда, – не смог сдержаться я. – Все в этом доме ужас какие занятые, один я ни на что не годный.

Моё раздражение не знало границ. Сильвия была полукровкой, и, хоть родители дали ей полную свободу действий, она ответственно выполняла свою работу и искренне любила нашу семью. Я как чистокровный был недосягаем для неё, но к её мнению прислушивались. Удивительно, как между нами проходила тонкая черта. Наши статусы были на разных уровнях, но отец ценил Сильвию. Его не смущало, что она полукровка. Тогда как полукровка Скэриэл представлялся ему исчадием ада.

– Господин Готье, с вами всё хорошо? – взволнованно спросила она.

– Всё просто замечательно. Сейчас я поговорю с отцом, и жизнь заиграет новыми красками.

Я вышел из комнаты, оставив испуганную Сильвию позади.

Если когда-то я и мог набраться храбрости, чтобы не бояться разговора с отцом, то сейчас был именно такой момент.

Не постучавшись, я вошёл в кабинет, прикрыл за собой дверь и под недовольным взглядом отца встал у кресла, как на расстрел.

Будь что будет. Я успел за это время пережить морально все последствия драки, накрутить себя и отпустить ситуацию. Если отец решил наконец обсудить то, что я ударил Клива, то он выбрал не самое лучшее время. К сожалению, он прилично опоздал с тем, чтобы воззвать к моей совести.

– Для начала тебе стоило постучаться, – хрипло начал он, откладывая бумаги в сторону. – Я разговаривал с миссис Рипли.

Мысленно взвыв, я соображал, что успел ей наговорить и за что сейчас отец собирался устроить показательную порку. Кажется, наговорить я успел много чего.

– И что она сказала? – настороженно спросил я.

– Важнее то, чего она не сказала, – нахмурился он и добавил: – Будь добр, сядь. – Я опустился в кресло напротив него. – Миссис Рипли доблестно соблюдает политику конфиденциальности. Но мне вполне достаточно и того, что она передала в общих чертах. Ты ведь подписывал на первой встрече соглашение о конфиденциальности?

– Да, но не думал, что этот документ имеет реальную силу.

– Для миссис Рипли имеет. Она поведала мне, что я не уделяю тебе должного внимания. Но когда уделяю, то это больше похоже на рабочие отношения, чем на семейные разговоры.

Я молчал. Это всё звучало неправдоподобно. Получается, миссис Рипли действительно передавала отцу только то, о чём заранее меня предупреждала. Когда психиатр завела речь о защите моих интересов, деталях частной жизни, я решил было, что она так пускает пыль в глаза.

Отец шумно поднялся, обошёл письменный стол и сел в соседнее кресло.

– Для начала я бы хотел извиниться перед тобой, Готье, – серьёзно начал он.

– Что?!

Мне послышалось? Извиниться? Сегодня что, солнечное затмение или шалит ретроградный Меркурий?

– Прости, что не уделял тебе достаточно внимания, – тяжко вздохнул отец. – В своё время я извинялся перед Гедеоном, но, кажется, это меня ничему не научило. Отцовство даётся мне с трудом.

– Не стоит… – изумлённо проговорил я в ответ.

– Как раз стоит. Я всегда был строг к вам с Гедеоном. Таков мой характер. Но строгость не означает, что я люблю вас меньше, чем Габриэллу.

Я уставился на него, не в силах что-либо возразить.

– Понимаю, что извинений недостаточно, чтобы исправить прошлое, но считаю, что поговорить о проблеме в любом случае необходимо. Все мы знаем, что я не самый лучший отец.

– А я не самый лучший сын, – тихо произнёс я, на что он грозно сказал:

– Ты прекрасный сын, Готье. Никогда, слышишь меня, никогда не думай иначе. Вы – всё, что у меня осталось в этой жизни. – Отец устало взмахнул рукой. – Я мог бы хоть завтра уйти на покой, покинуть Совет старейшин, но боюсь, что в Октавии всё пойдёт кувырком. Есть люди, которые спят и видят, как бы улучшить здесь жизнь, но в результате только портят. Как говорится, благими намерениями вымощена дорога в ад. Сколько нелепых, а порой чудовищных законов я смог зарубить на корню во втором чтении!

– Законы? – оживился я. – Что это за законы?

– Один из последних – принудительная стерилизация низших.

– Как такое возможно?! Это же…

– Бесчеловечно? Жестоко? – перебил отец. – Согласен, но не все так считают. Закон о принудительной стерилизации низших должен помочь урегулировать уровень рождаемости. Так считают те, кто предложил его. Но это излишне. Мы можем обойтись более традиционными способами, но, по мнению некоторых, проще за один день покалечить человека, чем обучать его годами. История ничему не учит людей. Принудительная стерилизация была во многих странах, но сейчас признана преступлением против человечности.

– Этот закон никогда не должен вступить в силу!

– В этом году точно не вступит. Но его пытаются продвинуть каждый год. На сегодняшний день я являюсь главным борцом: возглавляю оппозиционную фракцию в Совете старейшин, – насмешливо произнёс он. – Меня не особо жалуют там.

– Отец, вы должны остановить этот закон и в последующие годы! Это кошмарно. Что значит «принудительно»? – Я вскочил, разозлившись не на шутку. – Кто вообще поддерживает такое?

Я ходил из угла в угол и не мог успокоиться. Раздражало даже то, что отец говорил всё это спокойным, ровным тоном.

– Многие, – ответил он. – Единственное, что я пока могу противопоставить, – что из-за стерилизации уровень рождаемости упадёт ниже уровня смертности. А мы, как бы это смешно ни звучало, зависим от низших.

– Но по телевизору ничего об этом даже не говорили.

– Совет старейшин хочет избежать волнений среди низших. Принудительная стерилизация без предупреждения и согласия. – Он поднялся, поправил костюм и вернулся на рабочее место; складывалось впечатление, что ему комфортнее сидеть за письменным столом, чем нежиться в кресле. – Они до последнего не будут знать об операции. Я против этого, но с каждым годом количество старейшин, поддерживающих закон, увеличивается.