Однако, если есть рай, то неизбежно должен быть и ад. Изначальная полярность, присущая человеку двойственность, которая исчезает только в нирване. Для запугивания верующих был создан и ад. С полным набором ужасающих пыток для тех, кто нарушает законы Будды. Это оказалось тем более своевременно, что законы Будды основательно преобразились. Настолько преобразились, что махаяна стала доступна самым отсталым народам.

Да и монахи тоже давно перестали быть нищими анахоретами. Они сделались посредниками между верующими и бодхисаттвами. На то бодхисаттвы и созданы, чтобы помогать людям. Они доступны для молитв, снисходительны к просьбам. А кто еще умеет так хорошо донести просьбу человека до бодхисаттв, если не монах, ставший теперь магом и заклинателем? Он умилостивит добрых богов и обезвредит злых. Тем более что злые боги предстают перед верующим в столь устрашающем облике. Едва ли миряне задумываются о том, что эти устрашители - преображенные шиваистские и вишнуистские ипостаси, включенные в обширный пантеон махаяны.

В новый культ привлекаются теперь все средства воздействия: скульптура, живопись, архитектура, ритуальные танцы, музыка, мистерии.

Такую религию могла уже понять и принять вся феодальная Азия.

В искусстве она породила бурю противоречивых тенденций. Чувственность и утонченная роскошь Аджанты вновь ожила в творениях писателей, художников и поэтов.

«В медных треножниках воскуряют аромат. В вазах золотых цветы благоухают. Богатая утварь, редкие сокровища. Открыли занавес, жемчужины сверкнули. На подносах из хрусталя алеют груды фиников и груш. В зеленых кубках из нефрита вино играет - расплавленная, яшма. Рядом с вареной печенью дракона жареные потроха феникса. Каждый глоток чуть ли не десять тысяч стоит. Здесь лапы черного медведя и копыта бурого верблюда. Рис, разваренный и красным лотосом приправленный, изысканные блюда из ичуаньского леща и карпа реки Ло - каждое дороже стоит, чем бык или овца. «Драконовы глаза» и плоды личжи - деликатесы юга. Вот растерли плитки фениксова чая, и в чашках из белого нефрита взыграла пена».

Цветы сливы в золотой вазе или Цзинь, пин, мэй.

Возникло и могучее ностальгическое течение, исполненное тоски по утраченной незамутненности и чистоте, существующее и по сей день:

Стыдно бывает:

монаху - когда он не может отделаться от любовницы;

монахине - когда родит;

чиновнику - когда его уличат во взятках.

Су Ши. XI в.

Трудно найти смысл в проповеди невежды-монаха

Хаун Юньцзяо. XVI - XVII вв.

«Я брожу, странствую в одиночестве. Там горные пики вздымаются высоко; леса и облака уходят в глубину и тают. Святые и мудрецы древности стремились к тому, чтобы жить и ощущать так. Чего же еще я могу желать?»

Цзун Бин. Введение в пейзажную живопись

«Постигающие добро, просветленность (бодхи) и мудрость (праджня) пребывают в изначальной природе всех людей, а те, чей дух заплутал, не смогут достичь самопросветления. Им необходим наставник большой добродетели и знаний, который укажет им, как узреть изначальную природу».

Алмазная сутра (книга поучений шестого патриарха Хой-нэна)

Основатель махаяны Шринатха Нагарджу-на родился где-то в Южной Индии. Еще мальчиком он надел желтую тогу и ушел в монастырь Наланда. Ему открылся не только тайный смысл священных книг. Он обладал способностью сразу же проникать в суть вещей и обрел власть над могучими силами скрытой природы. По его воле духи змей вынесли на берег моря книгу «Высшего потустороннего познания». С помощью молитв и только ему одному известных заклинаний Нагарджуна мог совершать любые чудеса. Однажды, сотворив благочестивую молитву, он раскрыл большую железную ступу, внутри которой увидел будд и бодхисаттв, сидящих вокруг другой, меньшей, ступы. Он раскрыл и эту ступу и увидел то же самое. И так до бесконечности. И понял Нагарджуна, что перед ним обнажилась тайна строения мира. Что снаружи, то и внутри. Эти понятия относительны. Они лишь покровы, затеняющие от пытливого взора суть вещей.

С тех пор буддийские легенды стали наделять своих святых сверхъестественной властью. Высшие монахи вплотную приблизились к богам. Это сделается потом основной традицией Северного буддизма - ламаизма, которому суждено было покорить Гималаи. Наландский монастырь постепенно превращался в крупнейший центр буддийской схоластики, где оттачивалась и совершенствовалась махаяна. Отсюда она распространялась во все сопредельные страны. В этой «преосвященной общине монахов великого монастыря в Наланде» трудились прославленные преемники Нагарджуны - Шилабхардра, Дхармапала, именем которого названа дорога в Сарнатхе, Асанга и знаменитый метафизик Васубанду.

В годы расцвета этой общины (VI - VII вв.) здесь под недреманным оком полутора тысяч ученых монахов трудились над буддийскими текстами сонмы учеников-послушников. Библиотеки монастыря были полны уникальнейшими рукописями, храмы его поражали своей архитектурой.

«Здесь мы видим искусство Индии, салютующее учености Индии», - скажет потом поэт Рабиндранат Тагор.

Сопредельный мир воспринимал лишь внешнюю сторону философских учений Индии. Не изначальный буддизм, а красочную пышность махаяны приняли в свои кумирни ламы Тибета и Непала. Но «большая колесница» достигла гималайских снегов в столь преображенном виде, что даже Нагарджуна вряд ли бы узнал в ней свое учение. И управлял этой золоченой колесницей буддийский тантризм. Это - тайное учение, о котором до сих пор известно немного. Оно исполнено мистическим стремлением к вечному блаженству, к слиянию с божеством, достигнуть которого можно лишь изощренными духовными упражнениями.

«Малая колесница» сулила освобождение лишь избранным, которые с помощью самодисциплины и медитации могли постепенно преодолеть личностное начало и вырваться из круга сансары. «Большая колесница» облегчала путь к нирване, призвав в проводники небесных будд и бодхисаттв. Тантрики проложили третий путь. Ваджру, которую стали называть «алмазом», «раскатом грома», они наделили магической силой, способной чуть ли не мгновенно разрывать цепи кармы. Это была третья колесница буддизма: «ваджраяна», «колесница громового раската».

Изначально термин «тантра» означал размножение. Тантризм проникнут эротикой. Его темные и сложные обряды воскрешают древнюю магию. Когда-то считалось, что урожайность находится в прямой зависимости от плодовитости женщин. Связанные с этим обряды существовали повсеместно. Махаяна приняла в себя и чужих богов, и древние магические обычаи. Так в плоть ее проник тантризм, которому предстояло окончательно затемнить первоначальное учение Будды.

Тантрические статуи изображают богов в неистовом любовном слиянии. По-тибетски это называется «яб-юм», то есть «папа-мама». Многоликие и многорукие, они представлены в яростном сплетении, как пауки ранней весной. Вся двойственность природы предстает здесь в простых символах. И искалеченные ужасной улыбкой бронзовые лики тантрических богов глядят в спокойное и вечное лицо Гаутамы, завещавшего аскетизм, уживаются с ним под одним кровом. Но ведь и среди монахов, живших в монастырях в условиях строжайшей дисциплины, всегда находились «независимые» фанатики, практиковавшие черную