Однажды воскресным вечером в середине декабря за окном завывал ветер. Дети уже сделали домашние задания и играли на музыкальных инструментах, а Дженни приготовила попкорн и объявила вечер семейного кино. Дети бросились выбирать фильм, а я решил пойти за дровами и свистнул Марли, чтобы он сопровождал меня. Пока набирал поленья, пес лег на покрытую инеем траву. В морду ему дул холодный ветер, и Марли нюхал его своим мокрым носом, словно хотел понять, когда же наступит весна. Я хлопнул в ладоши и помахал руками, чтобы привлечь его внимание, и он с большим трудом, опираясь лишь на передние лапы, поднялся по ступеням крыльца.

Пока дети решали, какой фильм посмотреть, я растопил камин. От него сразу повеяло теплом, и Марли поспешил занять свое любимое место напротив очага. Я лег на пол, устроившись в метре от него, положил под голову подушку и наблюдал больше за огнем, чем за сюжетом фильма. Марли не хотелось вставать с теплого места, но соблазн был слишком велик. Ему нравилось, когда перед ним лежал беззащитный человек. Кто в таком случае считался вожаком? Марли! Пес постучал хвостом по полу, и вскоре я заметил, как он подползает ко мне, подтягивая задние лапы. Через несколько секунд он уже прижимался ко мне. Но стоило мне потянуться, чтобы погладить пса, последовала мгновенная реакция: он приподнялся, отряхнулся, осыпая меня шерстью, и смотрел мне в лицо, оскалив свои огромные челюсти. Я засмеялся, и он принял мой смех как знак одобрения. Прежде чем до меня дошло происходящее, он навалился на меня всей своей массой, обхватив передними лапами мою грудь.

– Ого! – вскрикнул я под тяжестью его веса. – Лобовая атака лабрадора!

Дети завизжали от восторга, а Марли все еще не мог поверить собственному счастью. Я даже не пытался сбросить его с себя. Он облизал мне лицо и ткнулся носом в мою шею. Под тяжестью пса я с трудом дышал, и через несколько минут мне пришлось наполовину высвободиться из его объятий. Большую часть фильма мы лежали в таком положении: голова, плечо и одна лапа пса лежали на моей груди, а сам он прижался ко мне. В этой позе он и заснул, а я все продолжал гладить его по голове.

Тогда я никому не признался, что сознательно старался не испортить общения. Знал, что подобных моментов осталось не так много. В долгой, яркой жизни Марли наступили сумерки. И сейчас, оглядываясь в прошлое, понимаю: тот вечер у камина действительно оказался прощальным для нашего пса.

Через четыре дня мы погрузили наши вещи в минивэн и отправились на семейные каникулы в Диснейленд во Флориде. Впервые в своей жизни наши дети готовились встретить Рождество за пределами дома и, конечно же, были счастливы. Накануне отъезда Дженни отвезла Марли в ветеринарную клинику, в отделение специального ухода, где он должен пробыть неделю под круглосуточным наблюдением врачей и где его не беспокоили бы другие собаки. После его чудесного спасения прошлым летом сотрудники клиники были рады обеспечить ему прекрасные условия содержания совершенно бесплатно.

Дженни вернулась домой, и мы продолжили сборы, но в доме было как-то пусто без Марли. У наших ног не лежала огромная собака, которая мешала бы нам. Никто не пытался тайком улизнуть из дома, когда мы относили сумку в гараж. Свобода – это прекрасно, но дом без Марли казался гулким и пустым, даже когда шалили дети.

На следующее утро, до наступления рассвета, все сели в минивэн и тронулись на юг. Шутки по поводу поездки в Диснейленд были любимым занятием многих родителей. Я и сам не раз повторял: «За такие деньги мы могли бы всей семьей съездить в Париж!» Тем не менее наша семья, включая активного противника поездки в моем лице, отлично провела время. Нас не коснулась ни одна из всех возможных неприятностей: болезней, вспышек гнева из-за усталости, потерянных билетов, драк между детьми. Это были прекрасные семейные каникулы, и большую часть обратного пути на север мы вспоминали каждый аттракцион, каждое блюдо, каждый момент нашей поездки.

Когда нам оставалось всего лишь четыре часа езды до дома, зазвонил мой телефон. Это была медсестра ветеринарной лечебницы. Она сказала, что Марли стал апатичным, а его лапы почти неподвижны. Казалось, он испытывал дискомфорт. Ветеринару требуется наше согласие, чтобы ввести ему дополнительную дозу стероидов и обезболивающего. Конечно, сказал я. Сделайте все, чтобы ему было хорошо, завтра же заберем его.

На следующий день, 29 декабря, когда Дженни приехала за Марли, он выглядел немного усталым, но не казался больным. Как нас и предупреждали, его лапы стали еще слабее. Доктор рекомендовал давать Марли лекарства от артрита. Один из сотрудников помог Дженни уложить Марли в минивэн. Через полчаса после приезда домой у него начались рвотные позывы – он пытался отрыгнуть комок слизи в горле. Дженни выпустила его в сад, а он просто опустился на мерзлую землю и замер. В панике она позвонила мне на работу:

– Я не могу втащить его обратно! – кричала она. – Он лежит там, на холоде, и не может встать!

Я тотчас бросился домой, но через сорок пять минут, когда приехал, ей все же удалось поднять его и затолкнуть в дом. Пес растянулся в гостиной, и было видно: у него явно что-то болело, и он был не в себе.

За тринадцать лет ни разу не было случая, чтобы, входя в дом, я остался без приветствия Марли. Он припадал к моим ногам, трясся, вытягивался, сопел, барабанил по мне хвостом, будто я только что вернулся со Столетней войны. Но сегодня этого не произошло. Его глаза следили за мной, когда вошел в комнату, но пес даже не шелохнулся. Я опустился на колени и почесал пса за ухом. Никакой реакции. Он не попытался схватить меня за запястье, не хотел играть, не поднял головы. Его взгляд был устремлен вдаль, а хвост безжизненно лежал на полу.

Дженни оставила в ветеринарной лечебнице два сообщения и ждала, когда доктор позвонит, но стало ясно, что пора вызывать «Скорую». Я позвонил третий раз. Через несколько минут Марли поднялся на трясущиеся лапы и попытался срыгнуть, но у него опять ничего не вышло. Тут я и заметил, что его живот стал гораздо больше обычного размера и сделался упругим на ощупь. У меня сердце ушло в пятки: я знал, что это означало. Снова позвонил в клинику и сказал, что у Марли вздулся живот. Секретарь попросила меня подождать минутку, а потом сообщила:

– Врач велела, чтобы вы привезли его.

На этот раз мы с Дженни даже не стали советоваться, так как поняли: пробил час Марли. Мы обняли детей и сказали им, что Марли стало плохо и его нужно отвезти в больницу, где врачи постараются вылечить нашего пса. Я оделся и заглянул в комнату: Дженни с детьми окружили лежащего на полу Марли, а ему, похоже, было уже все равно. Каждый из них хотел приласкать его, и у каждого осталось лишь несколько минут, чтобы побыть с псом наедине. Дети верили, что собака, которая была частью их жизни, скоро вернется и будет такой же, как прежде.

– Поправляйся, Марли, – пропищала Колин.

С помощью Дженни я затащил Марли в машину. Жена обняла пса в последний раз, и мы тронулись. Я пообещал позвонить, как только узнаю что-то новое. Марли лежал на полу возле заднего сиденья, положив морду на кожух кардана; одной рукой я держал руль, а другую протягивал назад, чтобы почесывать его голову и плечи.