— Извини, Ян, я вела себя так глупо. Но ты же знаешь, какая я: сначала говорю, а потом думаю. Можно, я тебе это как-нибудь компенсирую?

Она провокационно пососала свой указательный палец, и ее рука скользнула вниз по телу. Ян недовольно почувствовал, что его тело реагирует, и подумал, что, по крайней мере, она хоть на что-то может пригодиться, и опять развязал галстук.

* * *

Мелльберг делал вид, что с головой ушел в писанину и не замечает недовольного выражения на лицах собравшихся у него в кабинете. Сегодня ради разнообразия он натянул костюм, который был ему мал по меньшей мере на один размер. Но Мелльберг объяснял себе это тем, что кто-то напортачил в химчистке и костюм просто сел от слишком горячей воды. По его непоколебимому убеждению, он не прибавил ни одного грамма с тех пор, как был юным кадетом, и потому считал покупку нового костюма пустой тратой денег. Если эти идиоты в химчистке не умеют работать, то он здесь совершенно ни при чем. Он откашлялся, чтобы привлечь внимание собравшихся.

Они зашевелились, послышались перешептывания, заскрипели стулья, и все глаза повернулись к Мелльбергу, восседающему за своим письменным столом. Стулья собрали со всего участка и поставили перед ним полукругом. Мелльберг молча, с недовольной миной глядел на подчиненных. Эту паузу и этот взгляд он намеревался держать как можно дольше. Нахмурившись, он с неодобрением заметил, что Патрик выглядит весьма потрепанным и, похоже, с бодуна. Ясное дело, сотрудники имеют право сами решать, как им проводить свободное время, но надо все-таки учитывать, что в середине рабочей недели неплохо бы знать меру в гулянках и выпивке. С потрясающей легкостью Мелльберг совершенно упустил из памяти бутылек, который сам выкушал вчера вечером. Он напомнил себе не забыть поговорить с Патриком с глазу на глаз насчет злоупотребления алкоголем.

— Как вы все уже знаете, во Фьельбаке совершено еще одно убийство. Вероятность того, что существуют двое разных убийц, очень мала, и поэтому, как я полагаю, мы должны исходить из того, что Александру Вийкнер и Андерса Нильссона убил один и тот же преступник.

Мелльберг наслаждался звуком своего голоса и заметным интересом на лицах своих сотрудников. Сейчас Мелльберг чувствовал себя на коне, для этого он и родился.

Он продолжил:

— Андерса Нильссона нашел сегодня Бенгт Ларссон, один из его собутыльников. Андерс был повешен. И, согласно первому предварительному отчету из Гётеборга, он висел в петле по крайней мере со вчерашнего дня. До тех пор пока у нас не появятся более точные данные, мы будем исходить из этой гипотезы.

Мелльбергу понравилось ощущение, с которым он произносил слово «гипотеза». Конечно, группа перед ним была не очень большой, но в его глазах они двоились и троились, вдобавок их интерес был неподдельным. Они ждали его слов и его приказов. Он довольно оглядел комнату. Анника ожесточенно стучала по клавишам ноутбука, сдвинув очки далеко на кончик носа. Ее хорошо очерченные женственные формы выгодно подчеркивались отлично сидящим желтым пиджаком и юбкой в тон. Мелльберг одним глазом посматривал на нее. Да, подождать стоит, самое лучшее — не торопить ее. Рядом с ней сидел Патрик, который выглядел так, будто вот-вот упадет со стула. Веки у него были тяжелыми, а глаза — красными. Да, Мелльбергу действительно стоило бы провести с ним беседу при первой подходящей возможности. Ясное дело, народ надо держать железной рукой.

Помимо Патрика и Анники в полицейском участке Танумсхеде служили еще три сотрудника. Ёста Флюгаре был самым старшим в участке, и все свои силы он тратил на то, чтобы работать как можно меньше, потому что всего через пару лет ему светила пенсия. Выйдя в отставку, он намеревался посвятить все свое время главной страсти — игре в гольф. Ёста начал играть лет десять назад, когда его жену прибрал рак и выходные дни стали для него очень долгими и очень одинокими. Он быстро увлекся игрой и теперь считал свою работу, которой, надо признаться, никогда особенно не интересовался, чем-то отвлекающим и совсем не интересным, пустой тратой времени, которое лучше бы посвятить игре в гольф.

Из своей ничтожной зарплаты ему удалось отложить достаточно денег, чтобы купить квартиру на побережье Испании. Так что скоро он будет летом играть в гольф в Швеции, а остальное время проводить на пляжах Испании. Но на этот раз Ёста признался себе, что впервые за долгое время это убийство его заинтересовало — конечно, не настолько, чтобы он стал выкладываться на все сто процентов, но, принимая во внимание время года, достаточно.

Рядом с ним сидел самый младший в участке. Мартин Молин вызывал у своих коллег родительские чувства в той или иной степени, и они старались незаметно помогать ему в работе. Хотя они делали это постоянно, Мартин никогда ничего не замечал. Ему давали такие задания, с которыми мог справиться и ребенок, и правили написанные Мартином рапорты до того, как они попадали к Мелльбергу.

Он сдал выпускные экзамены в полицейской школе всего год назад. И все недоумевали: во-первых, как ему удалось поступить в школу полиции, и, во-вторых, как ему удалось ее закончить. Но Мартин был очень приятным и добросердечным парнем, и, несмотря на его наивность, которая делала его совершенно непригодным к полицейской работе, все считали, что здесь, в Танумсхеде, вреда от Мартина никому не будет, и охотно ему помогали. Особенно Анника, которая приняла Мартина в свое большое сердце и иногда, ко всеобщему удовольствию, спонтанно демонстрировала свои чувства, прижимая Мартина к себе, как медведица медвежонка. У Мартина были вечно стоящие дыбом ярко-рыжие волосы, а с веснушками могло поспорить краснотой только его лицо. Он преклонялся перед Анникой и провел много вечеров дома у Анники и ее мужа, когда хотел о чем-то спросить, посоветоваться, если случалась какая-нибудь неприятность или если он неудачно влюблялся, что, кстати, случалось довольно часто. Анника всегда была готова выслушать, собрать вместе остатки его уверенности в себе и опять выпустить Мартина в мир — в надежде, что в один прекрасный день найдется женщина, которая увидит золотое сердце за конопатым фасадом.

Последний в группе был самым непопулярным. Эрнст Лундгрен был, по большому счету, прохиндей, который никогда не упустит возможности выставиться за счет других. Никого не удивляло, что Эрнст все еще не женат. Никто не назвал бы его привлекательным, но ведь и более страшные мужики находят себе пару благодаря доброте и внимательности. Но у Эрнста начисто отсутствовало и то и другое. Поэтому он жил у своей старой мамы в крестьянской усадьбе, в миле к югу от Танумсхеде. Ходили упорные слухи, что его отец, которого недолюбливали в деревне, потому что он здорово пил и задирался, упал в подпитии с сеновала на вилы не без помощи своей жены. Но это случилось много лет назад, и историю с вилами вспоминали только в том случае, когда позлословить было больше не о чем. Правда, во всяком случае, заключалась в том, что никто не любил Эрнста, кроме его матери. В это совсем не сложно поверить, принимая во внимание торчащие вперед зубы, здоровенные оттопыренные уши, холерический темперамент, гонор и самоупоенность. Сейчас Эрнст восхищенно внимал Мелльбергу, как будто каждое изреченное шефом слово у него на глазах превращалось в жемчуга, и раздраженно шикал на остальных при малейшем звуке с их стороны, отвлекавшем его от этого наслаждения. Эрнст поднял руку, как примерный школьник, желающий задать вопрос: