– А куда девать ирландца? – телохранитель кивнул на Рея, который стал подавать признаки жизни. – Заберем с собой?

– Пристрели его, Марсио, – небрежно бросил Дон, оглядев скрюченное тело альбиноса. – Он совершил слишком много ошибок и засветился, где только мог. Да и толку от него уже не будет. Не мужчина, не боец!

– Это точно, – хохотнул телохранитель. – После такого удара… Тут уже не всмятку, а натуральный кисель.

Не стирая с лица улыбку, парень вытянул из наплечной кобуры пистолет. Выстрелы из «маузера» сорок пятого калибра гулко ударили по металлическим стенам и потолку ангара. Тело приходящего в себя Рея дважды дернулось и замерло.

Веклемишев сидел на грязном бетонном полу ангара и размышлял над своим неожиданным спасением. Уходя, подручные Дона пристегнули его наручники к металлической скобе, вмурованной в кирпичную кладку фундамента. Он попробовал ее на прочность и порадовался за качество работы бразильских строителей, одновременно скорбя о собственном незавидном положении. Вадим слышал, как загремели ворота в соседнем помещении, как завелась машина где-то рядом с ангаром. Потом все стихло.

Тишина и хладный труп Рея, лежащий в луже крови в десятке шагов от Веклемишева, располагали к размышлениям о бренности существования. Вадим не был уверен, что его скоро найдут и найдут вообще. Он искренне сомневался, что в поисках какого-то российского полковника, следующего транзитом через Бразилию, станут выворачивать наизнанку весь город. Слова Дона о том, что командос и полицейских подняли по тревоге, радовали, однако это могло произойти вовсе не по причине пропажи Веклемишева. Мало ли дел у силовиков и помимо его скромной персоны? Может, волнения какие или манифестации, к примеру, глобалистов, да просто на учения их вывели. С ним же вчера тепло распрощались и, вероятнее всего, уже забыли о существовании русского полковника. Нет, конечно, хотелось надеяться на лучшее, но были очень серьезные опасения, что поднятая волна тревоги не касается лично Вадима.

То, что он остался жив, следовало приписать божьему промыслу, а точнее – невероятному совпадению. Не было сомнений, что террорист Дон знал его мать. Имя Ася не слишком часто мелькает в российских метриках, чтобы это явилось простой случайностью. Собственно, и фамилия Веклемишев довольно редкая для родных просторов. Вадим, помимо своих собственных родственников, никого не знал, кто бы носил такую же. Да и тех осталось раз, два и обчелся. Похоже, из-за этой самой редкости Дон и вытянул фамилию его матери из глубин памяти.

Но когда, в какое время могли пересечься пути этого человека и мамы Вадима? Уже двадцать семь лет, как ее нет в живых. И вообще что общего может быть у скромного бухгалтера облпотребсоюза из глубинки с матерым террористом? Это было загадкой, на которую Веклемишев хотел найти ответ. И не только из простого любопытства. Факт знакомства его матери с Доном давал шанс идентифицировать личность последнего. И Веклемишев смутно догадывался, где необходимо искать точку пересечения.

Эта тема не была запретной в их семье, просто о том, что случилось в далеких шестидесятых, говорили очень неохотно. И Вадим, видя, что воспоминания о произошедшем несут искреннюю боль родным, никогда не задавал лишних вопросов, хотя это касалось непосредственно его самого. Из отрывков разговоров и случайно вырвавшихся фраз Веклемишев сумел воспроизвести реконструкцию событий, в результате которых он появился на свет.

Его мама, окончив с золотой медалью школу во Всеволжске, поехала учиться в Москву. Тогда в шестидесятых молодежь еще привлекала романтика жизни геологов и нефтяников, а дискуссия о физиках и лириках воспринималась вполне серьезно. Ася поступила в Губкинский институт и успешно осваивала азы геофизики. На втором курсе после зимней сессии на шумной студенческой вечеринке девушка познакомилась с веселым и кудрявым Санчесом, учившимся в университете Дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Их роман был бурным и скоротечным. Расставаясь перед летней практикой и каникулами, Ася и Санчес клялись в вечной любви. Уже в Тюмени, в стройотряде, Ася поняла, что ждет ребенка. Родители временно остались в неведении, хотя и обратили внимание на задумчивость дочери во время летнего отдыха. В сентябре, уже в Москве, Ася узнала, что Санчес не вернется после каникул в институт: пришло официальное письмо от его отца. Учебу в Губкинском матери Вадима пришлось оставить. Ася вернулась во Всеволжск и в должный срок родила сына, приятной смуглости, с кудрявыми черными волосиками. Отчество в свидетельство о рождении ему вписали Александрович – все ближе к Санчесу. Ася в институт не возвратилась и замуж не вышла, посвятив себя воспитанию сына. Окончив курсы бухгалтеров, она долгое время работала в облпотребсоюзе. Мать Вадима умерла, сгорев от тяжелой болезни за три месяца, когда ему было пятнадцать лет. История, в общем, банальная по российским реалиям. Мало ли матерей-одиночек мыкалось и мыкается без мужей с разницей только в том, что прижили они детишек не от Санчеса или Рауля, а от Василия или Николая. Так что ничего из ряда вон выходящего, особенно, если это не касается тебя лично.

Предположение, что мать Вадима могла знать Дона в годы учебы в Москве в далекие шестидесятые годы, имело полное право на существование. В другое время и в другом месте они не должны были встретиться. За одной партой в средней школе Дон и Ася точно не сидели, и можно было дать голову на отсечение, что террорист не заведовал сельским райпо и не заготавливал шкуры крупного рогатого скота и овчину мериносов для нужд потребительской кооперации, где она работала. К тому же, ввиду большого числа оборонных предприятий, Всеволжск был в те времена закрытым для иностранцев городом.

Но все это проходило по категории догадок, проверить которые вряд ли представлялось возможным. Слишком много лет прошло и еще больше воды утекло…

Мелькнула дурная мысль, которую Веклемишев сразу отбросил. Если Дон знал мать Вадима в шестидесятых, то, естественно, мог претендовать на роль его отца. Однако Веклемишев был неплохим психологом и по реакции террориста, его словам, без труда сумел разобраться, что в поведении Дона преобладают более прагматические мотивы, но никак не потрясение от встречи с родным чадом. Было очевидно, что террорист сухо оценивает, как можно практически использовать полученную информацию, и не более того. Но и это проходило на уровне ощущений. Так что, кроме неясных догадок и предположений, встреча с Доном ничего другого не дала.

Час сидения Вадима в ангаре особых изменений не принес, за исключением того, что становилось все жарче и жарче. Солнце нагревало металлическую крышу, планируя к полудню раскалить воздух в ангаре до температуры сауны. А это обещало, кроме физических страданий, доставить еще и моральные. Труп Рея в такой жаре долго сохраняться не мог, и через несколько часов должен был выдать соответствующий аромат, от которого заточение в железном сарае могло превратиться в ад.

Веклемишев еще раз попробовал раскачать скобу, к которой был пристегнут, и снова потерпел неудачу. Он знал множество способов избавления от наручников – от совсем простых до экзотических. К последним относилась легендарная методика ниндзя по разъему кисти. Пальцы, а затем и само запястье вынимались из суставов и кисть превращалась в некое подобие тряпки, с которой можно было стянуть оковы. По молодости и глупости Вадим однажды попробовал исполнить подобный трюк и даже сумел разъединить пару фаланг, в результате чего поимел дикую боль и потерял неделю, дожидаясь, когда придут в рабочее состояние вправленные пальцы. В принципе и этот метод имел право на существование. Люди себе руки и ноги отрезали, чтобы остаться в живых. Но так как на данный момент смерть Веклемишеву не грозила, он решил выбрать для себя менее экстремальный способ освобождения от наручников.