Сайварт добрался до границы территории луна-парка. Там стоял небольшой, совершенно квадратный в плане домик, и в его окнах отражалось сияние, исходящее от парка. Детектив поднялся по ступенькам и положил руку на дверную ручку, потом закрыл глаза и наморщил лоб.

— О'кей, — сказал он сам себе, — это так же легко, как крутить ручку настройки радиоприемника. — Он повернул ручку и широким жестом распахнул дверь.

По другую сторону от нее оказалась ванная комната в квартирке Анвина.

Сайварт вошел и огляделся по сторонам. Зевнул, потянулся, потом снял пиджак и набросил его поверх душевой занавески.

— Вот так-то будет лучше, — сказал он.

Он отвернул кран горячей воды и начал раздеваться, потом сунул руку в карман пиджака и достал небольшой темный пузырек. Открыл его, понюхал и вылил его содержимое в воду. Ванна наполнилась пеной. Когда все было готово, он попробовал воду пальцем ноги и влез в ванну. Надвинув шляпу на лицо, он начал попыхивать своей сигарой, роняя в воду пепел. Единственным цветным пятнышком в ванной комнате был мерцающий алыми отблесками кончик его сигары, и полыхал он так яростно и испускал такой жар, что пар, поднимавшийся из ванны, тут же приобретал красноватый цвет.

Лежа на кровати в третьем архивном отделении Агентства, Анвин вытянул под одеялом ноги. В своем сне, в котором ему снился сон Ламека, видевшего сон Хоффмана, погруженного в сон Сайварта, спящий Анвин открыл дверь в ванную — с полотенцем, перекинутым через руку, и в туго перетянутом поясом банном халате. Сайварт сидел в его ванне и тер ногу щеткой на длинной ручке. И тот, другой Анвин сказал:

— Детектив Сайварт, что вы делаете в моей ванне?

Сайварт велел другому Анвину не произносить вслух его имя. Кто-нибудь может подслушивать. Он обвинил Анвина в забывчивости. Он сказал:

— Я намерен вам кое-что сообщить, и вы это забудете. Готовы?

— Готов, — ответил другой Анвин.

— О'кей, вот какое дело. Вы очень заботитесь о том, чтобы все привести в идеальный порядок. Я видел, как вы обрабатываете мои рапорты. Я читал ваши файлы. Вы их редактируете и выбрасываете самое ценное. Все, что вас заботит, — это детали, улики, вещдоки, кто что сделал и почему. Но вот что я вам должен сказать, Анвин: этим ведь дело не ограничивается! Это далеко не все! Есть же… ну, не знаю, — тут он взмахнул своей сигарой, — есть же еще и дух всего этого дела. Есть тайна, загадка. И чем она хуже, сложнее, тем лучше. Это то же самое, что влюбиться. Или разлюбить. Не помню, что именно. Факты по сравнению с этим — ничто. Так что попробуйте, ладно? Попробуйте оставлять все ценное на месте, не трогать.

— Извините, — сказал Анвин, — что вы только что говорили? Я о другом думал.

— Ладно, пустое. Просто запомните вот что: глава восемнадцатая. Понятно?

— Да.

— Повторите! Глава восемнадцатая!

— Глава слон, — сказал Анвин.

Если вы не готовите ловушку, значит, вы, вероятно, скоро в нее угодите. Признак истинного мастерства в том, чтобы делать и то и другое одновременно.

Где-то протрубил слон. Где-то в другом месте зазвонил будильник. А сзади, в городе, созданном сознанием Ламека, кто-то истошно закричал.

Веревка, вцепившаяся ему в мозг и дергавшая его назад, натянулась и выдернула его из этого многослойного сна, из ванной комнаты, из парка развлечений и вернула обратно под шелестящие статические разряды падающего дождя. У ног катался и вертелся какой-то темный силуэт. Это был Ламек, по-прежнему пытавшийся стянуть с себя шляпу, теперь столь плотно обхватившую его лицо, что нос и лоб были четко видны сквозь фетр. Анвин присел над ним, желая как-то помочь, попытался ухватиться за шляпу, хотя и знал, что это невозможно.

Ламек колотил ботинками по булыжнику мостовой и вскрикивал, вертелся и крутился, да так, что рубашка вылезла из брюк. В конце концов шляпу все же удалось стащить с головы. Лицо у него было красное и потное, губы являли собой идеальную букву «О» — он жадно хватал ртом воздух.

Шляпа потеряла всякую форму, и теперь валялась на земле словно маленькое дохлое животное. Ламек шлепком сбросил ее в водосточную канаву, и вода унесла ее прочь. Он медленно поднялся, встал на колени и проследил, как она уплывает. Потом встал на ноги, отряхнул всего себя ладонями. Значит, это был не Енох Хоффман, это не он убил супервайзера.

Ни на что конкретно не глядя, Ламек сказал:

— Ну ладно, экскурсия окончена. Есть еще одна малость, которую я могу сделать, чтобы вам помочь. Мы с вами — маринованные огурчики, каждый в своей собственной банке, мистер Анвин. Вот так оно теперь и будет.

Он вытер лоб рукавом. Теперь он дышал более легко и свободно, но говорил тихо.

— Я, конечно, мог бы сделать больше. И больше вам показать. Мы попали в беду, все мы, весь наш сброд. Почитайте ваш экземпляр «Руководства». Найдите Сайварта, если сумеете, и вытащите его оттуда, пока он не наделал еще каких-нибудь глупостей, хуже, чем прежде.

Ламек сунул руки в карманы и оглянулся по сторонам.

— Ну? — сказал он. — Просыпайтесь же!

И Анвин проснулся.

Ноги под толстым хлопчатобумажным одеялом по-прежнему были в носках и все мокрые. Голова была тяжелой, и подушка под ней тоже казалась тяжелой. У него возникло странное ощущение, что голову ему намагнитили. Во рту стоял неприятный металлический привкус.

Никакая музыка в третьем архиве сейчас не играла, а мисс Полсгрейв покинула свой записывающий механизм.

Хильды, великанши Хильдегард, старшего клерка — чего? Да, наверное, всего этого, предположил Анвин, — нигде не было видно. Вокруг него по-прежнему лежали ее младшие клерки, продолжая в глубоком сне свои труды. Какие странные видения Хоффман и его дочь изобрели для них, для их тщательного изучения? Только никогда не спящий Джаспер Рук мог вечно сохранять иммунитет против них, а Джаспер, напомнил себе Анвин, к нынешнему моменту, наверное, вернулся в город и разыскивает того, кто убил его брата.

Игла звукоснимателя достигла конца записи последнего сна Ламека на граммофонной пластинке, и теперь вхолостую продолжала свое бесконечное круговое скольжение, не производя никаких звуков. Анвин остановил механизм, перевернул пластинку и обнаружил на ее обратной стороне другую звуковую дорожку. Ламек сказал ему, что там искать больше нечего, но супервайзер, видимо, не до конца понимал происходящее. А Анвину нужно было узнать больше. Он опустил иглу на пластинку и прикрыл глаза.

И снова звуки начали образовывать некий замысловатый узор, и на этот раз он опустился в сон откуда-то сверху. На секунду перед ним открылся поразительный вид сверху на город из сна Ламека. Он быстро опускался ниже, со скоростью падающих дождевых капель, так что любая капля, казалось, неподвижно висела перед его глазами. Он посмотрел вверх. Над головой повисло огромное множество таких капель, угрожающих, как занесенные кинжалы; он пожалел, что не прихватил зонтик. И зонтик тут же парашютом опустился прямо ему в руку, и он нырнул под него словно качнувшийся в сторону маятник, а дождь все продолжал барабанить у него над головой.