Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Видал? У вас небось такого не пишут. – У нас вообще не пишут,
– Не может того быть. Если стенки есть, значит, пишут. Другое дело, потом, может, специальные люди стирают, чтобы народ не видел. Но что пишут – это точно, – убежденно сказал Сергей. – Ладно, что делать будем? Я так думаю: не рвануть ли нам твою тарелку?
Хейти поднял на него свой обиженно-кроткий взгляд, и Сергей решил, что эстонец заметно исхудал. Жив будет, порадуется еще, вон вес сбросил, а ведь пухловат поначалу был, что твой Карлсон.
– Ты серьезно?
– Серьезнее некуда. А что предлагаешь? Отдать ее этим… Вневедомственным? Все равно проку с нее никакого, один вред, рано или поздно наши сами им продадут, торжественно и с салютами, в знак доброй воли. Я так думаю, это самый выгодный вариант.
– Смотря для кого, – сказал Хейти, и Сергей понял, что НИИ люпина взорвать будет не так уж просто.
Траурный мячик нелепого мира.
Егор Летов
– Я много думал над всем этим, – продолжил Хейти. – Взорвать, наверное, можно. Только кому от этого хорошо станет?
– Кому?.. Нам, конечно, от этого лучше не станет, но и хуже точно не будет, – ответил Слесарев. – А может, даже и попроще будет. Под шумок слиняем куда-нибудь.
– Куда? – Хейти с интересом поглядел на капитана.
– Ну… Какая разница, куда. Я, положим, найду куда. Мотану к родственникам каким-нибудь или в деревню. У нас знаешь сколько деревень заброшенных? Целый полк спрятать можно, не то что одного человека. А ты, – Сергей потер усталые глаза, – ты через границу переберешься где-нибудь. Тебе главное через российскую перебраться, а там уже свои.
– Не переберусь я через границу… – выдохнул Хейти, вспоминая человека в квартире Мельникова. – Не дадут.
Сергей поморщился, отлепился от стены, возле которой стоял, и выглянул в проем окна. Сырой ветер трепал его волосы.
– Ну, не дадут так не дадут, – подвел он итог. – Поедешь со мной. Заныкаемся в глуши, будем раков ловить. У вас в Эстонии раки водятся?
Хейти ничего не ответил. Прикрыл глаза. После бессонной ночи, диковатых приключений в стиле Тарантино, погони и стрельбы наконец наступила реакция. Захотелось спать, глаза нещадно щипало.
«Вот так бы заснуть и не просыпаться…» – мелькнуло в голове.
Затем перед глазами встала темная, жирная лужа красного цвета и Екатеринбургский, лежащий рядом. Хейти быстро открыл глаза, протер их тыльной стороной руки. Сказал:
– He получится. И раков не получится ловить, и в деревушке отсидеться. Причешут мелким гребешком всю вашу Россию – и делу конец.
Сергей засмеялся.
– Россию? Причешут? Нет, брат, тут ты загнул! Ее, родную, еще никому причесать не удавалось. Тут в городском парке партизаны прятались, а ты говоришь – причесать. Так заныкаемся, что ни одна собака нас не разыщет.
– Я же не сам по себе тут. Я же по обмену. Скандал поднимется такого масштаба… Может, этого только и ждут. Это же не прикроешь.
– Кто? Кто ждет?
– Ну, мало ли кто… Найдутся желающие. России все как с гуся вода, но вот Эстонии может и перепасть.
– Каким это таким образом? – удивился Сергей.
– А таким. Повод… Раздуют скандал, и начнется обмен плюхами. Вы против всех остальных. Начиная с дипломатических нот и заканчивая экономическими санкциями. Россия это еще как-нибудь переварит. А наша экономика на вашем транзите крепко повязана. Нам в первую очередь навалят по самые ушки.
– Ну не война же…, – презрительно дернул щекой Сергей.
«Русские все меряют войной…» – подумал Хейти, а вслух сказал:
– Тебе напомнить, с чего Первая мировая началась? Это как провокация… Впрочем, почему как?.. Провокация и есть. Да и «жуки» у меня в голове. Ни ты, ни я не знаем, на что они еще способны…
Слесарев подхватил камешек и со злостью кинул его в окно.
– Ну и что ты предлагаешь?! А то у тебя всюду клин выходит…
Хейти молча рассматривал комнату, в которой они сидели. Кто-то из особо предприимчивых посетителей этого «заведения» размашисто начирикал на стене: «Светка – шлюха!» Надпись была неумело замазана, по всей видимости, этой самой Светкой, девушкой явно нетяжелого поведения. Ниже аккуратным девичьим почерком было приписано короткое, но емкое послание какому-то Женьке. В нескольких словах были сформированы его сексуальные предпочтения и возможности.
Ни с того ни с сего вспомнилось, как году эдак в восемьдесят пятом на центральной площади Таллина некими «борцами с режимом» были заклеены плакатиками стенды, пропагандирующие то ли дружбу народов, то ли стандартный «Мир! Труд! Май!». Плакатики были крайне антисоветского толка и ни к какой дружбе между народами не призывали, а совсем даже наоборот. Надписи были на эстонском и английском языках.
Наутро, вместе с отрядом солдат, счищающих «провокацию», местное КГБ начало шерстить всех, кого так или иначе причисляли к ненадежным. К отцу Хейти тоже приходили, долго беседовали о чем-то на кухне.
– Знаешь, – вдруг сказал Хейти, – а у нас на стенах тоже пишут. Только ерунду всякую. Слесарев удивленно поднял глаза.
– А в честь Кингисеппа назвали город, – продолжил Хейти. – Хотя он в Ленинградской области находится.
Сергей внимательно смотрел на него. Ждал.
– Мне вернуться надо. Тогда, глядишь, пройдет стороной в этот раз.
– А взорвать? – Хейти снова уставился в стену.
– Тебе-то зачем это нужно? – Не хочу я… – ответил Сергей. – Не хочу я, чтобы они по головам эти свои штучки рассовали. Я как этот… – Он усмехнулся. – Луддит. Стою на пути прогресса. Ломаю машины. Ты думаешь, откуда у тебя это дерьмо? Разработка наша. Только налево ушла. Тебе же ясно Корнелюк это сказал, только ты не услышал. Я уж и не знаю, откуда это все у нас… Но не нужно, это точно,
– А МиГи у вас откуда? – спросил Хейти. Слесарев опустил голову. Поиграл желваками, а потом ответил:
– Сами придумали. И еще придумаем, надо будет. Еще лучше.
– А может быть, там лекарство от рака?.. Сергей упрямо мотнул головой:
– Да не ищут они там лекарство от рака! На хрен оно им нужно, погонам этим вневедомственным. Им Власть нужна, понимаешь? Власть! Живут они, как государство в государстве, никто о них не знает. Завалились ворохом инструкций, сверхсекретными предписаниями и ждут. Как это случилось, я не знаю. Но не знает о них никто. Режим секретности, м-мать. Ни президент, гарант, едрена корень, ни уж тем более парламентарии, трепло на трепле, толстопузые. А эти, там, ждут… В бункерах, в комфортабельных квартирах, домах, дачах, тоже вневедомственных. Ждут! Примеряя косую челку на пробор справа… Старые погремушки. И вот когда болото забурлит, поздно будет. – Сергей от волнения метался по комнате, тер рукой небритую физиономию. – И я бы еще понял при Сталине или там… Когда порядок был. Сказано – сделано! Я тебе так скажу, ты, если хочешь, вали из города. Дойдешь до границы, а там разбирайся, получится – не получится. А бомбу мне оставь. Я сам все проверну… Сам. Что молчишь?