– Шапочно. Незаметный в ГУВД типаж, старается не высовываться и честно доработать до пенсии. Кстати, любит собак, часто бывает в питомнике, поэтому, когда бывает «ответственным», для проверки всегда выезжает в питомник. А что произошло?

– Пока ничего. – Боль в голове заставила меня сесть на стул. – Кофе есть?

– А то!

Карты из моего рукава стали укладываться в удачный пасьянс. Я боялся ошибиться и снова уйти не той дорогой. Поэтому больше ничего Земцову не рассказывал. Сняв телефонную трубку, я набрал номер Пащенко.

– Ты что делаешь в РУБОПе? – прошипел он, аки змей, едва услышав мой голос. – Мы же договорились, что ты из дома носа не высунешь?!

АОН в «панасонике» прокурора работал безошибочно.

– Вадим, я, кажется, кое на что наткнулся. Боюсь и ошибки, и правды. Слишком все нелепо, но очевидно.

После небольшой паузы Пащенко бросил:

– Через час я тебя заберу из РУБОПа. Сиди там, мотай Земе нервы. Понял?

Что я, глупый, что ли? Конечно, понял.

Потрясенный моим рассказом, прокурор долго молчал. Потом, скинув китель, ушел на кухню. Бормоча: «Да что же это такое делается?», вернулся с двумя бутылками пива. Опять обрушившись на диван, он рявкнул:

– Вот тебе и рассказ жены Шилкова! Вот тебе и рассказ жены Вити Гурова! Вот тебе и наши догадки относительно разбившейся кружки старшины! А все потому, что мозги укладываются в шаблонный цикл, в пространстве которого невозможно мыслить перспективно! Можно было и раньше догадаться, что опер никогда не носит формы, а на улице перед питомником – темно! А что покажет экспертиза? «Смерть наступила в период с 23.30 до 24.00»! Хрен она когда точное время выдаст! А почему – в 24.00? Да потому что эксперту уже известно, что проверяющий обнаружил труп в 24.00, когда приехал в питомник! Глупо после этого писать, что смерть наступила с 23.30 до 24.30! А?!

Закашлявшись, он ушел в ванную и кричал уже оттуда:

– А пуля-то из револьвера мудака, которого ты завалил во дворе дома Гурова-младшего! Все укладывается в схему, кроме одного! Выпадает главный подозреваемый! За эти дни «засветились» уже все, кто мог! А главный подозреваемый – нет.

Он вошел в комнату, вытирая лицо полотенцем.

– Слушай, Струге, может, у тебя болезнь какая? Только течение болезни какое-то странное. Что ни скажешь – вроде верно. Начинаешь отрабатывать – прокол. Ты ведь страшные вещи сейчас предполагаешь.

– Их не нужно предполагать, Вадим. Они происходят на наших глазах. Я видел жену Шилкова. Не хочу, чтобы так выглядела моя Саша.

Все очень просто. Догадка, которая меня обожгла, должна была прийти гораздо раньше. Пащенко прав – иногда мозги, вместо того чтобы мыслить нестандартно, начинают укладываться в определенную схему, от которой трудно отойти. Шилков не знал Ступицына. Ни в лицо, ни понаслышке. Ступицын – оперативник, а опер никогда не надевает форму. Снаружи питомник практически не освещается. Мог ли Шилков выйти навстречу незнакомцу в гражданской одежде, как к своему знакомому?! Да мы же об этом говорили – НЕТ! Часы показывают приближение проверки. И подъехал именно человек в форме сотрудника милиции! Поэтому Шилков и вышел навстречу с кружкой чая в руке. И получил пулю в лоб. А потом некто прошмонал клетки в поисках Рольфа. Он очень хорошо знал, в какой именно находится Рольф. Он проверил пустую клетку и оставил ее открытой, хотя я хорошо помню, что закрывал ее на щеколду. Вот и всплыли в моей памяти слова Варфоломеева о том, что моим Рольфом интересуются крупные фигуры из ГУВД.

А что в его понимании – «крупные фигуры»? Вот для меня, например, Савинов – не фигура, а никто. А для Варфоломеева? Я снял трубку, полминуты просидел, прижав ее ко лбу и вспоминая номер. Вспомнив, набрал. Петька был дома. После коротких и необходимых «как дела?» – «все нормально» я спросил:

– Петя, кто интересовался Рольфом, когда тот проживал в питомнике? Назови фамилию. Ты же знаешь, я – могила.

– Савинов. Кадровик. Он тоже «немцами» болеет. А от Рольфа чуть с ума не сошел. Продай, говорит, за любые деньги.

– Спасибо. Созвонимся. – Я положил трубку.

Что, догадка стала приобретать реальные формы?

– Савинов? – уточнил Пащенко. Получив утвердительный ответ, он снова откинулся на диван. – Ничего не понимаю. Вроде все сходится, а если начать вникать – полный бардак. Помнишь, ты меня с Гуроном из-за имени перепутал? Тоже ведь все правильно было, логично, хоть и не верилось. А когда Струге подумал как следует – все изменилось к лучшему. Я знаю Савинова. Это канцелярская крыса, какую свет не видывал. Натура у него гнилая, конечно, но я не верю, чтобы он был связан с Гуроном, Ступицыным и тем более с Виолеттой Штефаниц. Взяток он не берет не по убеждениям, а из-за трусости. Но – не берет же! И потом, Антон, наши дороги постоянно пересекались с одними и теми же лицами. И нам ни разу не встречалась фамилия Савинова. Жена Гурова не знала, как зовут мента, с которым уехал брат ее мужа. Но это не означает, что им является Савинов! Что-то тут не так…

Я уже сам не знал, что «так», а что «не так». Савинов сообщил об обнаружении трупа милиционера в 24.05, то есть в момент проверки. Но это не время факта смерти Шилкова. Он умер раньше, это дураку понятно. Ступицын приехал в половине первого. Живет он неподалеку от питомника, поэтому полчаса – как раз тот срок, который нужен для того, чтобы встать с постели, умыться и приехать на место происшествия. Но ни у одного, ни у второго нет алиби на промежуток времени с 23.30 до 24.05! Но на этих основаниях можно подозревать кого угодно. У Пащенко тоже алиби нет! И у Пермякова! И у Земцова нет.

Уже в который раз я стал прокручивать в голове ретроспективу той ночи.

Я забираю Рольфа, прощаюсь с Шилковым.

Потом возвращаюсь, чтобы позвонить Пащенко.

У Шилкова в руке полная кружка дымящегося чая.

Сажаю Рольфа в джип и отъезжаю…

Все. Потом я сворачиваю с основной дороги в переулок, чтобы случайно не столкнуться с теми, кто будет ехать мне навстречу. Бросаю джип, как теперь видно, не зря я не волновался за его угон, и прибываю с Рольфом к Пащенко.

Давай, вспоминай снова! Каждую деталь, каждую мелочь! Что я мог упустить?

На десятой или двадцатой по счету «прокрутке» я едва не вскрикнул – «МЕНТЫ НА ДОРОГЕ»! Когда я уезжал из питомника, меня едва не остановил ночной патруль! «Светанув» удостоверением, я проехал, не останавливаясь…

– Вадим! Ты можешь узнать фамилии сотрудников роты ДПС, которые обслуживали район питомника в ночь убийства Шилкова?!

Через пять минут мы разглядывали листок бумаги, на котором убористым почерком прокурора были написаны две фамилии.

«Чертанов, Верясов».

А перед этим Пащенко солидным голосом произнес в трубку: