Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы что-то хотели сказать? - спросил он, лаская ее шею.
– Я-я?
Он кивнул, его небольшая щетина защекотала нежную кожу ее шеи.
– Я уверен, вы хотели что-то сказать, возможно, то, что я предпочел бы не слышать. Вы начали со слова ‘нет’. Конечно, - добавил он, одновременно резко прикасаясь языком к ее шее. - Это совсем не то слово, которое следует употреблять в нашей ситуации. Но, - его язык медленно переместился на ее обнаженную ключицу, - Я все же отступаю.
– Вы-вы, отступаете?
– Я думаю, мне просто необходимо было постараться определить то, что вам больше всего нравиться, все хорошие мужья должны так делать.
Она ничего не сказала, но дыхание ее ускорилось.
Он улыбнулся ей.
– Как насчет этого?
Он выровнял свою руку так, что она больше чашевидно, не обхватывала грудь Кэйт, а лишь легонько дразнила ее сосок.
– Энтони! - воскликнула она, задохнувшись.
– Хорошо, - он перешел на ее шею, поворачивая ее подбородок так, чтобы шея больше открылась.
– Я доволен, что мы снова вернулись к Энтони. Милорд - официальное обращение, вы не думаете? На мой взгляд, даже чересчур официальное для этой ситуации.
Затем он сделал то, о чем непрерывно фантазировал на протяжении всей последней недели. Он наклонил свою голову к ее груди, и втянул сосок в рот, дразня и лаская его. Он чувствовал ее дыхание, желание, и дрожь, время от времени пробегающую по ее телу.
Ему понравилась ее реакция на его действия, ее волнение и учащенное дыхание.
– Как хорошо, - пробормотал он, согревая своим дыханием ее кожу. - Вы такая чертовски вкусная.
– Энтони, - произнесла она тихо низким хриплым голосом, - Вы уверены, -
Он приложил, не глядя, палец к ее губам, заставляя ее замолчать.
– Я понятия не имею, о чем вы спрашивали, но независимо от этого, - он переключил свое внимание на другую ее грудь, - Да, я уверен.
Она негромко застонала. Ее тело выгнулось дугой и прижималось к нему в ответ на его действия. Он же с возобновленным пылом принялся дразнить и посасывать сосок другой груди.
– Ох, мой…! - Ох, Энтони!
Он пробежал языком вокруг красной бусинки ее соска. Она была совершенство, просто само совершенство. Ему нравился звук ее голоса, хриплый и низкий, заполненный желанием; его тело стало покалывать от желания, при мысли о ее стонах и запросах в брачную ночь.
Она бы дико извивалась бы под ним, и он бы смаковал перспективу ее взрыва. Он поднял голову, чтобы взглянуть ей в лицо. Она вспыхнула, ее глаза были ошеломленными и расширенными. Ее волосы выбились из-под ее строгого отвратительного чепчика.
– Это, - сказал он с гримасой, срывая с ее головы ненавистный ему чепчик, - Должно быть снято.
– Милорд!
– Обещайте мне, что никогда не оденете его снова.
Она закрутилась на своем месте - его коленях, прижимаясь к его паху, фактически, еще немного и он бы взорвался бы - чтобы посмотреть через край кресла.
– Я никогда не сделаю этого, - возразила она. - Мне очень нравится этот чепец.
– Вы уже не сможете ее одеть, - довольно серьезно сказал он.
– Я могу… Ньютон!
Энтони проследил за ее взглядом и расхохотался. Ньютон радостно дожевывал чепец.
– Хороший песик, - сказал он, все еще смеясь.
– Я заставлю вас купить мне такой же, - пробормотала Кэйт, дергая ее платье обратно. - Кроме того, что вы уже умудрились потратить на меня на этой неделе.
Он развеселило его.
– Я потратил? - мягко спросил он.
Она кивнула.
– Я делала покупки с вашей матерью.
– Ах. Очень хорошо, я уверен, что она бы ни за что не позволила вам выбрать что-нибудь похожее на это, - он кивнул в сторону искореженного чепчика во рту Ньютона.
Когда он оглянулся на нее, она выглядела рассерженной. Он не смог не улыбнуться. Ее эмоции так легко читались по ее лицу. Его мать бы не позволила ей купить такой непривлекательный чепец, и это убивало ее, что в ответ на его последнее утверждение, ей нечего возразить.
Он довольно вздохнул. Его жизнь с Кэйт никогда не будет скучной. Но уже прошло достаточное количество времени, и ему, наверно, следует уходить. Кэйт сказала, что ее матери не будет в течение часа, но Энтони знал, что не следует доверять женщинам в их чувстве времени. Кэйт могла ошибиться, или ее мать могла передумать и раньше вернуться домой, или еще что-нибудь могло случиться. Хотя до их свадьбы осталось всего два дня, но ему не хотелось, чтобы их застали в таком довольно компрометирующем положении.
С большим нежеланием - ничего не делание, а просто сидение в кресле, держа Кэйт на руках, рождало в нем чувство глубокого удовлетворения - он встал, сжимая ее в руках, и затем медленно усадил ее в кресло.
– Это была восхитительная интерлюдия, - пробормотал она, наклоняясь и целуя ее в лоб. - Но я опасаюсь неожиданного возвращения вашей матери. Я увижу вас в субботу утром?
Она непонимающе моргнула.
– В субботу?
– Суеверие мое матери, - сказал он с робкой улыбкой. - Она считает дурным предзнаменованием, если жених увидит невесту до свадьбы, день свадьбы.
– О, - она поднялась на ноги, застенчиво поправляя платье и приглаживая волосы. - И вы тоже верите в это?
– Нисколько, - ответил он с фырканьем.
Она кивнула.
– Очень хорошо, что вы потворствуете своей матери.
Энтони на мгновение замолчал, зная, что большинство мужчин его репутации не хотели бы, чтобы все думали, что они чересчур привязаны к семье. Но это была Кэйт, и он знал, что она высоко оценивала преданность семейству.
– Есть очень немногое, что я не стал бы делать, если это может обрадовать мою мать.
Она застенчиво улыбнулась.
– Мне в вас это больше всего нравиться.
Он сделал привычный жест, и намеривался сменить тему. Но она не дала ему произнести ни слова.
– Нет, это правда. Вы гораздо больше заботитесь о семье, чем вы бы хотели, чтобы люди знали об этом.
Так как он не был способен с ней спорить - и не стоило противоречить с женщиной, делающей тебе комплимент - он просто приложил свой палец к ее губам и сказал:
– Ш-ш-ш. Не говорите ни кому.
Затем поцеловав на прощанье ее руку, и пробормотав: “Адью”, он подошел к двери, и вышел из комнаты.
Направляясь верхом на лошади в свой небольшой городской дом, он позволил себе оценить посещение Кэйт. Оно прошло удачно, подумал он. Кэйт, казалось, поняла установленные им ограничения в их браке, и она отвечала на его любовные ласки с желанием, которое было чересчур сладкое и сильное.