Снова повисает молчание. Переваривает. Да, наверное, странно слышать от отца слова о влюбленности. Я бы и сам дара речи лишился, заяви мой отец в свое время о подобном.

— А маму? Ты не любил?

Что сказать ему на это? Может быть, правильнее будет соврать… но почувствует же. Не хочется.

— Мне было восемнадцать, Дим. Кому-то, возможно, и повезло встретить любовь всей своей жизни в этом возрасте, но я им не был. Но я о своих отношениях с Снежаной не жалею, потому что на свет появился ты.

На лице сына написана внутренняя борьба. Мальчик еще, молодой, на блеф не способен. Сомнения прятать не научился.

— Я все равно.. не смогу… как ты себе представляешь? Мы за столом вчетвером… ты, я , мама и Юля. Тот же состав, с разницей в том, что спишь с ней ты.

— Я знаю, что будет непросто, и подобных встреч я бы предпочел избегать. Для меня это тоже ново, Дим. И я знаю, на что я иду. Косых взглядов и осуждения не избежать. Сделаю все, что в моих силах, чтобы тебя и Юлю произошедшее не сильно затронуло.

— Ты не сможешь, — глухо бормочет Дима. — Мне уже больно.

— Знаю, сын. Если бы я смог что-то изменить, я это сделал. Пусть тебе мои слова покажутся нелепыми и неуместными, но ты обязательно встретишь девушку, с которой будешь по-настоящему счастлив без всяких Кристин и Сабин.

Сын замолкает и, сцепив пальцы в замок, смотрит в стол. Что еще ему сказать? Кажется, все что мог, я уже выдал.

— Я все равно не приму ваши… отношения. Это противоестественно… не здорово.

— Ты уже взрослый, Дим, и это твой выбор. Настаивать на обратном не вижу смысла — я душу перед тобой раскрыл. Знаю, что сложно — вот так за один день принять факт что, что я не просто твой отец, а еще и мужчина, но если любишь — можно со многим смириться. Юлю я не оставлю, а быть мне или нет в твоей жизни — решать только тебе.

Дима не отвечает, и я интуитивно чувствую, что нужно дать ему время осмыслить услышанное и принять решение. Может быть, даже не сегодня. Я готов ждать. Поэтому я выжидаю еще несколько секунд, а затем выхожу с кухни. Рабочие обязательства никто не отменял, и мне нужно позвонить Юле.

Через полтора часа я вновь становлюсь счастливым обладателем телефона и имею возможность осуществлять звонки. Терпеливо жду, пока загрузится список контактов, и думаю, что еще ни один даже самый продолжительный рабочий день не выматывал меня так, как бессонная ночь и разговор с сыном. Добился ли я сегодня чего-нибудь? Не уверен. Как знать, насколько крепка та нить, что связывает меня с сыном. Да, и надо поговорить со Снежаной. Пусть, по-крайней мере, она станет той, кто узнает обо мне с Юлей из первых рук.

Как и ожидалось, бывшая жена закатила истерику. Основной претензией угадывались даже не уязвленные чувства Димы, а то, что Снежана считала Юлю причастной к лишению ее материального довольства. Обвинения в том, что я плохой отец нашему сыну, разумеется, тоже были, что я их всех опозорил и, свихнувшись на старости лет, готов отдать свое состояние той, кто умело раздвигает ноги. Всего этого избежать не удалось, но главное я сказал: попробует настраивать сына против меня — пожалеет. Гарантий быть услышанным это не дает, но на этот раз в случае неисполнения я действительно готов принять меры, и если Снежана не окончательная дура, она сделает правильные выводы.

Едва я вешаю трубку, экран снова вспыхивает входящим звонком. В груди по хорошему начинает ворочаться надежда. На том конце Дима.

— Пап, — голос сына глухой, будто волнуется. — Ты с телефоном уже?

Впервые за этот день мне удается улыбнуться.

— С телефоном, Дим. Ты же мне дозвонился.

— Я тут подумал… — сын дышит тяжело, и я заражаюсь — тоже дышу быстрее. — Мне хреново как-то... не знаю куда себя деть. Может, поужинаем с тобой? Я тебе расскажу про бизнес, который мы с Толяном хотим замутить. Ну и ты…может, про Лондон мне что-нибудь расскажешь.

Не сентиментальный я, но что-то во мне за последние дни сломалось. Эмоции бьют ключом, в горле ком встает. Отмерзаю. Жить, кажется, начинаю по-настоящему.

— Конечно, Дим, — говорю, наверное, чересчур торопливо. — Покажешь мне места новые. Ты дома еще? Могу тебя забрать.

46

Юля

Мое сегодняшнее пробуждение ознаменовывается слюнособирательными ароматами жареных яиц, бекона и кофе. Отогнав остатки сна, я сажусь на кровать и бросаю взгляд на соседнюю подушку. Нет, это точно не ошибка. Сергей готовит завтрак. Обалдеть, блин.

Натянув свободную футболку до колен и наспех прочесав волосы пальцами, вдеваю ноги в пушистые домашние тапки и иду на кухню. Я должна это увидеть: как восьмая строчка Форбс покушается на лавры Гордона Рамзи. Реальность превосходит мои фантазии настолько, что я застываю в дверном проеме с дурацкой улыбкой на лице: Сергей, одетый лишь в спортивные трико помешивает лопаткой содержимое сковородки. Стол сервирован в лучших ресторанных традициях, а в турке, пузырясь коричневой пеной, закипает кофе. В груди вновь растекается светлое тепло от того, что все настолько…идеально. Любимый мужчина готовит для меня завтрак, нам больше не нужно скрываться, и три дня назад он сказал, влюблен в меня. Это ли не счастье?

— Проснулась? — отложив лопатку в сторону, Сергей выключает плиту и с улыбкой смотрит на меня. — Как раз вовремя.

— Кто б мог подумать, что ты умеешь готовить, — я подхожу ближе и заглядываю в сковородку. Нет, Молотов и впрямь совершенство. А чем еще объяснить нахождение на моей кухне этой идеальной глазуньи: без тошнотворных признаков сырого белка и, при этом, не пережаренной?

— Сто лет не готовил, — Сергей обвивает рукой мою талию и целует в губы. Я целую его в ответ, слишком поздно подумав, что зря не навестила ванную и не почистила зубы. Ой, ну и ладно, не похоже, что его что-то смущает.

Просто удивительно, как быстро я успела проникнуться абсолютным доверием к этому мужчине. И ведь это целиком заслуга Сергея: откуда-то я знаю, что он не станет меня обманывать, а сдержать данное слово для него — дело чести.

— Когда ты собираешься навестить родителей? — интересуется Сергей, пока мы, сидя друг напротив друга, поглощаем завтрак. — Ты говорила, что собираешься съездить к ним на неделю.

— Пока не знаю. Наверное, как немного освоюсь на новом рабочем месте. А что?

Когда Сергей откладывает приборы в сторону и пристально смотрит на меня, я уже узнаю, о чем сейчас пойдет речь. Потому что я подспудно ждала этого дня. Дня, когда он скажет, что его московские каникулы подошли к концу и нужно лететь в Лондон.

Интуиция, как это не прискорбно, меня не подводит.

— Сегодня вечером я вылетаю в Лондон. Рабочая необходимость, — глаза Сергея внимательно сканируют мое лицо, словно проверяя реакцию на эту новость. И пусть я была к ней готова, мне приходится делать над собой усилие, чтобы не выдать всплеска отчаяния.

— Я все понимаю, — я улыбаюсь так же старательно, как делала это на общей фотографии со школьного выпускного. — Дела никто не отменял.