Летом 1944 года семья получила письмо с фронта. В нём были семейные фотографии и сообщение о том, что Сергей Горбачёв погиб в бою в Карпатах. «Три дня плач стоял в семье», — вспоминал Горбачёв. Затем пришло ещё одно письмо — от самого отца: он оказался жив. Оба письма были датированы 27 августа 1944 года. Сергей действительно был жив. Потом он рассказал сыну, что попал в засаду, и солдаты из его взвода нашли его вещмешок. Он пропал и числился погибшим; тогда армия и отправила семье первое письмо. Только через несколько дней выяснилось, что он жив, но серьёзно ранен. По словам Сергея, такая путаница была типичной в хаосе фронтовых лет. «Я это запомнил на всю жизнь», — писал потом Горбачёв.

В начале весны 1943 года Горбачёв вместе с другими детьми бродил по окрестностям, и они добрались до дальней лесополосы где-то между Привольным и соседним селом:

«Там мы наткнулись на останки красноармейцев, принявших здесь последний свой бой летом 1942 года. Описать это невозможно: истлевшие и изглоданные тела, черепа в стальных проржавевших касках, из прогнивших гимнастёрок — выбеленные кости рук, сжимающие винтовки. Тут же ручной пулемёт, гранаты, кучи стреляных гильз. Так лежали они, непогребённые в грязной жиже окопов и воронок, взирая на нас чёрными зияющими дырами глазниц… Мы окаменели. Вернулись домой потрясённые».

Когда война закончилась, Горбачёву было четырнадцать лет.

«Наше поколение — поколение детей войны, — говорил он. — Она опалила нас, наложила свой отпечаток и на наши характеры, на всё наше мировосприятие».

После войны Горбачёв каждое лето работал в поле «по двадцать часов в сутки до полного изнеможения». В школе он учился хорошо, посещал драмкружок и спортивную секцию. У него были отличные отметки по русской литературе, тригонометрии, истории Советского Союза, советской Конституции, астрономии. Он окончил школу в 1950 году с серебряной медалью.[329] А за все долгие летние дни, проведённые в поле, он получил награду — Орден Трудового Красного знамени. Такой орден был редкостью у школьников. Это наверняка помогло Горбачёву поступить на юридический факультет самого престижного в стране вуза — МГУ.[330]

Горбачёв приехал в столицу в сентябре 1950 года, когда ему было девятнадцать. Первые несколько месяцев крестьянский парень чувствовал себя не в своей тарелке в оживлённом мегаполисе. Студенты-первокурсники жили в общежитии, по 22 человека в комнате; чай в столовой стоил несколько копеек, а хлеб на столах был бесплатным.

Горбачёв вступил в компартию в 1952 году. Тогда быть коммунистом одновременно означало быть сталинистом. Первые два года в университете совпали с кампанией по борьбе с космополитизмом, нацеленной против еврейских учёных и писателей. Она и открыла глаза Горбачёву. Он вспоминал, что однажды на его друга-еврея набросилась кричащая толпа; сначала его дразнили, а затем вышвырнули из трамвая: «Я был потрясён».

Горбачёв, по его словам, был увлечён советской идеологией, как и многие, принадлежавшие к его поколению. «Коммунистическая идеология тогда была очень привлекательна для молодёжи, — вспоминал он. — Солдаты возвращались с фронта, и многие из них были молоды, их переполняла гордость победы». Молодое поколение надеялось, что война, голод и «Большой терpop» ушли в прошлое; они верили, что строят новое общество — общество социальной справедливости и народовластия.[331]

Сталин был частью этой веры. Сталинский «Краткий курс истории ВКП(б)» подавался студентам как «эталон научной мысли», — вспоминал Горбачёв.[332] Студенты «принимали многие излагаемые тезисы за должное, будучи искренне убеждёнными в их истинности». Горбачёв был комсомольским лидером. Ещё в школе он написал экзаменационное сочинение, название которого было позаимствовано из песни: «Сталин — наша слава боевая».

Но Горбачёв, помимо этого, был упрям и дважды вызвал переполох, мягко критикуя университетское руководство. Однажды он написал анонимную записку лектору, который дословно и монотонно зачитывал студентам труды Сталина. Это было неуважением к студентам, считал Горбачёв, ведь они уже прочли книгу. Записка спровоцировала расследование, и в итоге Горбачёв признался, что написал её, но никаких последствий это не вызвало.

Когда Сталин умер, Горбачёв вышел на улицу вместе с оплакивающими его толпами. Он «глубоко и искренне переживал» смерть Сталина. Но спустя несколько лет он увидел Сталина в другом свете. 25 февраля 1956 года на XX съезде Хрущёв произнёс свой знаменитый закрытый доклад, осуждающий культ личности Сталина, насилие и репрессии. Только после этой речи, вспоминал Горбачёв, «я начал понимать внутреннюю связь между тем, что случилось в нашей стране, и тем, что случилось с моей семьёй». Дед Пантелей говорил: Сталин не знал о том, что его пытали. Но возможно, именно Сталин нёс ответственность за страдания его семьи: «Документ, содержащий разоблачения Хрущёва, какое-то время циркулировал внутри партии, а затем его отозвали. Но мне удалось заполучить его. Я был потрясён, сбит с толку и растерян. Там не было анализа, только факты, убийственные факты. Многие из нас просто не могли поверить, что такое может быть правдой. Мне было проще. Моя семья сама была в числе жертв репрессий 1930-х».[333] Позже Горбачёв часто называл речь Хрущёва «храброй». Этот шаг не был полным разрывом с прошлым, но всё-таки это был разрыв. Он снова чувствовал, как рушатся его иллюзии. Горбачёв видел в этом повод надеяться на лучшее, но он также понимал, что многие люди, особенно представители старшего поколения, были настроены скептически. Самому Горбачёву тоже не всё было ясно. Как всё, во что верили, могло оказаться неправдой?

Во время учёбы в университете Горбачёв познакомился со студенткой философского факультета Раисой Титаренко и женился на ней. Москва стала более открыта новым идеям. Они часто приходили из литературы. В 1954 году был опубликован роман «Оттепель» Ильи Оренбурга; это название стало нарицательным для целой эпохи. В университете Горбачёв познакомился с молодым студентом из Чехии Зденеком Млынаржем, и тот стал его лучшим другом студенческих лет; в своей комнате в общежитии они до поздней ночи вели дебаты. Университетский опыт открывал Горбачёву глаза на мир. Но в то же время, по его словам, «для меня и других в моём поколении вопрос об изменении системы… не возникал».

***

Окончив университет летом 1955 года, Горбачёв вернулся в Ставрополь, где обнаружил новые признаки расхождения официальной риторики с действительностью. Многие тоже видели это, но ничего не предпринимали; Горбачёва отличала способность изумляться этому. В университетские годы он возвращался в Ставрополь на лето и работал в местной прокуратуре, но был шокирован наглым поведением аппаратчиков.[334] В письме Раисе того времени он назвал их «отвратительными». Он также писал: «Особенно — быт районной верхушки. Условности, субординация, предопределённость всякого исхода, чиновничья откровенная наглость, чванливость… Смотришь на какого-нибудь здешнего начальника — ничего выдающегося, кроме живота».