О, зачем Силис, покидая Срединную, доверил ему Элен?! Ему, не способному подчинить мгновенные прихоти воле! Только ли потому, что нрав Хорсуна не извилист и язык не раздвоен? Лучше бы покойный направил свой указующий перст на Сандала. Время явило: главный жрец прав чаще воеводы. Старейшиной должен был стать человек, который действует осмотрительно, а не скоро! Силису ли, искушенному во власти, было не знать, что решения правильных поступков полезнее прямолинейных?

…Но, может, мудрый Силис, одною ногой ступив в инобытие, узрел со стороны начертанье грядущего Элен и багалыка? Или он видел в нем то, что тот сам в себе не видит?..

Всю ночь размышлял Хорсун над словами воительницы.

– Отпусти меня, Нарьяна, – попросил устало под утро и уснул так спокойно, как не спал давно.

Известив Модун о своем согласии установить боевую пригодность ребят, багалык немного растерялся, когда она тотчас же отозвалась:

– Идем. Отряд ждет.

Развернулась круто, как вчера, и Хорсун молча пошагал за ней, словно конь на поводу. «Иду не пятясь – вперед, как ты, наставница грядущего!» – говорил с Модун не вслух, улыбаясь глазами.

На поляне за крепостью и Полем Скорби, где вздымались к небу два сросшихся кронами кедра, воеводу впрямь ждал дружный строй новых ратников. Все были одеты в короткие ровдужные кафтаны без опушки и украшений и легкие торбаза. Несколько бойцов в плетенных из конского волоса шапках, остальные без головных уборов.

Хорсун удивился числу желающих пройти Посвящение. Они стояли в два ряда, не меньше пяти с половиной двадцаток человек. На памяти багалыка подобного еще не бывало.

Модун командовала немалым отрядом без тени самодовольства, четко и хладнокровно, будто Илбис на роду заповедал ей повелевать. Подчинялись наставнице беспрекословно и смотрели на нее с немым обожанием. Рослые и плечистые парни во втором ряду почти на голову возвышались над первым. В нем багалык приметил приземистых тонготских ребят из соседнего стойбища. Оно не имело своих сонингов… Ох, не в этой ли учебе крылась причина нынешнего кочеванья тонготов в непременной близости от Элен?

Хорсун пожалел, что не позвал с собой Быгдая и еще кого-нибудь. Вместе стало бы интереснее начальные пробы вести. Поистине изумительного мастерства добилась воительница от мальчишек. Звонким языком стрел рассказывали луки о меткости своих хозяев. Ни одна стрела не улетела за темный столбец на подставке – мишень высотою с человека-мужчину.

«Двадцать двадцаток шагов, – прикинул багалык, – приличное расстояние для желторотых». А мишень отодвигали все дальше и дальше. На макушке ее красовалась изодранная шапка, на прибитой поперек палке болталось рубище старой дохи. «Грудь» с черной пометиной сердца даже издали смотрелась впалой и чахлой. Видно, не одна весна упорных занятий выщепала, изрыла острыми жалами выбоину на столбце.

Пришел черед копий и ножей. Будущие ботуры неплохо владели и этой наукой, метательной в дальнем бою и колюще-режущей в близком. Багалыку особенно понравился один малорослый паренек, наверное, самый младший. Он орудовал сразу двумя батасами. Яркими молниями мельтешили они в ловких руках. Для того, кто понимает в этой опасной игре, подлинным наслажденьем было следить за вкрадчиво-рысьими движениями, ударами прямыми и обратными, с растяжкой и засечкой. Ножи чудились не орудием, не чем-то отдельным от гибкого тела, но продолжением рук.

Разрумяненный мастер-поножовщик запустил верткие батасы в черное сердце мишени, остановился и весело тряхнул головой – словно праздничный танец завершил. Тут с него слетела шапка и по спине скользнула длинная, вся в разноцветных бусах, коса…

– Девочка! – ахнул, забывшись, Хорсун.

– Мне четырнадцать весен, – звонко сообщила дерзкая, глядя на него лукавыми глазенками, – и у меня есть жених!

Посчитав мелькающие тут и там шапки, багалык присвистнул:

– Да тут двенадцать девчонок!

– Двенадцать, – подтвердила Модун с вызовом. Ноздри ее тонкого носа воинственно трепыхнулись. – Их немного, но они хороши! Я отсеяла многих, и мальчишек тоже. Всех, кто оказался негоден к ратным трудам.

Багалык полагал, что увидел лучшее, но показательный бой с мечами сильнее поколебал его сердце. Болоты были старые, вероятно, отцовские или даже дедовские, лишь десяток мечей сверкал новым железом.

Ребята превосходно знали истоки движений, что роднят орудие с человеком. Рукояти вливались из ножен в руки с неуловимой быстротой. Клинки били вверх безудержно и в то же время мягко, как яркие струи восставшей воды. Юные воины изучили простые удары как свои пальцы. Пальцы же отлично усвоили, что расстояние, измеренное даже кончиком ногтя, вольно решать, подарить воину жизнь или передать ее Ёлю.

Каждый боец управлял мечом властно и нежно. Каждый чутко улавливал мгновение, в которое клинку дозволялось повести хозяина за собой. Ни один меч не зрел острием землю. Все были готовы атаковать и обороняться – сверху, снизу, с боков, с какой бы стороны ни подступил противник. Упругие тела свободно и плавно текли из одной стойки в другую, точно легко гнущиеся весенние плети.

– Гляди в оба, вояка с мечом! – с досадой крикнула Модун жилистому тонготскому парнишке. – Чужой нож и стрела спешат к тебе с разных мест!

…Из далекого времени до багалыка донесся голос отца:

«Следи за стрелой! Видишь? Хорошо! А теперь приметь вместе с нею бутон цветка в траве и тучу в небе!»

Сколько весен было тогда Хорсуну? Он запамятовал. Осталось только эхо непереносимого детского страдания из-за того, что не мог видеть все одновременно.

«Вмести во взгляд свой всего одну стрелу… всего одно небо и одну землю! Разве это много?» – «Не могу!» – «Сможешь!»

Когда проверка завершилась, Хорсун сказал негромко:

– Они еще дети, Модун. Их тела, бесспорно, резвы, но души неопытны и некрепки.

Воительница ответила:

– Что ты знаешь о тех, кто наступает тебе на пятки? Они не похожи на нас так же, как мы на наших отцов, а те на дедов… Воины моего отряда, в отличие от некоторых других, сведущи в победах предков и вольны без запинки перечислить имена героев былых сражений. В красках распишут тебе битву Элен с гилэтами, поведают о Смеющемся левше, доблестном человеке с орлиной судьбой. О твоем отце, багалык! Старец Кытанах рассказывал нам о нем. А о твоих подвигах в стычках с барлорами и хориту говорили наши отрядники.

– Пусть так, но ребята слишком юны для тяжелых боев, – смущенно хмыкнул Хорсун.

– Они считают себя настоящими воинами. Они и есть настоящие, – страстно заспорила Модун, – и с гордостью станут носить звание молниеносных! Я верю: о предстоящей битве люди будут петь олонхо и сказывать легенды через множество множеств весен!

– Мальчишки… и девочки могут погибнуть.

– Ты забываешь, багалык, что может погибнуть вся Орто! Столь ли важно, в этом случае, кто из нас в каком возрасте и кто какого племени-рода? Все мы – жители одной Земли. Угроза ее гибели – наша общая беда. В сдвинутые времена людские судьбы, словно реки, сливаются в перекрестьях живых путей. Нам дан выбор: трусливо прятаться по углам или попробовать выстоять вместе… Выстоять – и победить! Высокий жребий моего отряда начертан вызовом всесокрушающих звезд. Тебе известно: Круг Воителя начинается с маленькой звездочки, что спит ночами в заливе. Круг нарастает и густеет по закону ытыка – от малого к большому, проходя по всему ночному небу. А заканчивается той же звездочкой у берега Большой Реки… Мне ли напоминать багалыку о древней вере ботуров в путь, исходящий из начала дорог, куда эти дороги вернутся?