– Ну, уж так и волшебник, – усмехнулся Савелий. – В моей жизни были уже две дверцы, которые мне так и не удалось открыть, к вящему моему сожалению.

– Из сотни? Полутора сотен? – опять улыбнулся часовщик.

– Не считал, – уклонился от ответа Родионов. – А как это работает? – спросил он, указывая на мембрану.

– В общем, довольно просто, – начал охотно рассказывать Арнольд Оскарович. – Принцип действия моего замка следующий: я немного усовершенствовал фонограф Эдисона и соединил его с часовым механизмом. Я говорю в мембрану пароль. Резец, связанный с мембраной, записывает мою фразу на восковой валик фонографа и включает часовой механизм, который возвращает валик назад, к загодя записанной на него фразе. Если эта фраза совпадает с только что мною сказанной, то есть резец совершает те же движения при воспроизведении, что и при записи, вновь включается часовой механизм, который и двигает языки замка. Все, дверь открыта.

– Действительно, не так уж и сложно, – согласился Савелий. – Надо лишь знать пароль…

– И говорить моим голосом, – закончил за него часовщик. – Вся закавыка в том, что просто знать пароль еще мало. Если, допустим, вы скажете в мембрану правильный пароль, замок не откроется. У вас другой тембр голоса, другая скорость произношения слов, а стало быть, и мембрана будет колебаться иначе, чем если бы пароль произносил я. Резец запишет вашу звуковую дорожку, и при сверке она не совпадет с ранее записанной моей звуковой дорожкой. Часовой механизм не включится, и замок не откроется.

– Гениально! – восхищенно воскликнул Савелий. – Очень вас прошу, никому не говорите об этом вашем изобретении, а то мне придется раньше времени выйти на пенсию, – улыбнулся он.

– Не могу вам этого обещать, – хитро посмотрел на Родионова часовщик. – Пока у меня нет нужды в деньгах, но если она вдруг случится…

– Не случится, – заверил его Савелий. – Корона готова?

– Она здесь, – легонько похлопал по двери часовщик.

– Давайте посмотрим. Мне выйти? – деловито осведомился Родионов.

– Зачем? – удивился Арнольд Оскорович.

– Чтобы вы назвали пароль без моего присутствия.

– Ну, в этом нет надобности, – усмехнулся часовщик. – Ах да, я ведь вам не сказал. Пароль можно очень просто менять. Хоть по десять раз на дню. Поменял в фонографе валик – и все. Да и мой голос подделать не так-то просто, потребуется настоящий профессиональный имитатор.

– Понял, – сказал Савелий. – Тогда прошу вас.

– Все браки заключаются на небесах, – сказал в мембрану Арнольд Оскарович и приложил палец к губам. Через четверть минуты щелкнули языки замка. Часовщик торжественно посмотрел на Родионова и открыл дверь несгораемого шкафа.

– Прошу, – достал он с полки деревянную шкатулку.

Савелий кивнул и открыл крышку. Корона лежала на бархатной подушечке и смотрела на него бесчисленным множеством бриллиантовых граней.

Он взял корону в руки. Крест, осыпанный брильянтами и венчающий корону, был слит с ней как единое целое.

Родионов придирчиво повертел корону, но не заметил нигде даже крохотного шовчика.

– Вот, прошу, – протянул ему часовщик толстую лупу на длинной ручке.

Но и в лупу Савелий не заметил ни единого следа крепления креста к короне.

– Превосходно, – восхитился он, возвращая лупу часовщику. – Это не я, а вы настоящий волшебник.

Арнольд Оскарович слегка зарумянился, но ничего не сказал. Однако было по всему видно, что слышать подобное ему весьма приятно.

– Итак, сколько я вам должен? – спросил Родионов, вынимая из кармана сюртука портмоне.

– Две тысячи.

– Вот вам пять, – протянул часовщику деньги Савелий. – Надеюсь, нужда в деньгах у вас случится не скоро?

– Теперь да, – улыбнулся Арнольд Оскарович. – И… благодарю вас за то, что мне посчастливилось работать с такой знаменитой вещицей, раритетом, так сказать. Если б не вы, мне и потрогать-то ее никто бы не дал.

– Ну что вы, – учтиво заметил Родионов. – Это я должен вас благодарить за ваше исключительное мастерство…

* * *

Мамай домчал Савелия до дому с быстротой молнии. А ежели и не молнии, то, верно, быстрее знаменитого московского лихача Степки Кныша, что совершал челночные рейсы от Английского клуба до «Яра» и обратно и был нарасхват у московской знати, имеющей положительное настроение «гульнуть». К счастью, Лизаветы не было дома, и Савелий, достав шкатулку с короной, спрятал ее в надежное место – тайный ящик стола в его кабинете, о котором Лизавета не ведала, а то бы не избежать ему всяких ненужных вопросов. Мамай, пристроив лошадь и коляску, ушел к себе в «девичью», которую занимал по случаю отсутствия дворовых девиц и женской прислуги. Савелий же прошел к себе в кабинет, что был рядом с «девичьей» комнатой и их с Лизаветой спальней, и достал из того же тайного ящичка картонную папку и самопишущую ручку. В папке лежали чистые и исписанные мелким убористым почерком листы; втайне от Лизаветы Савелий вот уже несколько месяцев писал нечто вроде мемуаров – вел записки своей жизни и похождений, начиная с того времени, как только стал себя помнить. Писал он, покуда Мамай не доложил ему, что Лизавета вернулась. Конечно, все бумаги были незамедлительно спрятаны в тайник, а лицу придан достаточно озабоченный вид, дескать, «где ты была, я уже начал изрядно беспокоиться?».

Он вышел из кабинета, прошел в гостиную и остановился, залюбовавшись супругой.

Лизавета только что сняла шляпу с широкими полями, украшенную кружевами и длинными разноцветными перьями, и ее пышные волосы, уложенные волнами Марселя Грато, рассыпались по плечам. Длинное светлое платье с лавиной кружевных оборок казалось воздушным, и точеная фигурка Лизаветы, стоящей против окна, четко вырисовывалась сквозь невесомую материю, совершенно не требуя вмешательства воображения. Она улыбалась, и искорки смеха, прыгающие в ее изумрудных глазах, вот-вот готовы были вырваться веером наружу и произвести в доме настоящий пожар. Впрочем, они уже вызвали пожар внутри Савелия.

– Нимфа, – только и сумел промолвить он, подхватывая Лизавету на руки.

Савелий проснулся от непонятного грохота в «девичьей» комнате. Вернее, не проснулся, а перешел в промежуточное состояние между сном и явью. А потом какая-то неведомая сила сдавила ему грудь, и стало трудно дышать. И он проснулся окончательно.

– Тихо, не рыпайся, – услышал он возле самого уха и увидел в свете наступающего утра направленный на него ствол револьвера. Рывком повернув голову в сторону Лизаветы, он столкнулся с ее наполненным ужасом взглядом. Рот ее закрывала ладонь налетчика в маске, что навалился всем телом на Савелия и держал перед его лицом револьвер со взведенным курком.

– Спокойно, – прошептал ей Савелий и прикрыл на мгновение глаза. – Все будет хорошо.