не удосуживаюсь взглянуть на него и выхожу из комнаты. Вместо того чтобы идти в его спальню, я поднимаюсь в свободную комнату наверху и запираю за собой дверь. Иду в ванную, запираю и эту дверь и смотрю на себя в зеркало.

С запачканными тушью щеками и раскрасневшейся кожей я смотрю себе в глаза и заставляю себя говорить правду, чтобы услышать ее в собственном голосе.

— Я влюблена в него.

Сползаю на пол от стыда и смущения. Александр отталкивает меня, а я отчаянно хочу, чтобы он любил меня. Использование слов моей матери против меня было достаточным доказательством. Даже несмотря на ее жестокость, я все еще хотела, чтобы она любила меня. И делаю то же самое с Александром.

Если он отказывается любить меня в ответ, я не смогу положить свою жизнь, пытаясь изменить это.

Если он отказывается любить меня в ответ, я должна дать ему то, что он хочет, и уйти.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

АЛЕКСАНДР

Открываю входную дверь незадолго до семи утра, чтобы дождаться Хейса, когда он выйдет из лифта. Он одет официально для воскресенья, потому что я сказал ему, что у меня есть важные дела, о которых нужно позаботиться, и не хочу делать это в офисе. Уверен, брат думает, что я заключил крупную сделку на вчерашнем сборе средств и хочу обсудить детали контракта.

Он будет крайне разочарован правдой.

— Ого, — говорит он, встречая меня в дверях. — Плохая ночь?

— Можно и так сказать. — Я киваю головой, чтобы он последовал за мной внутрь. — Кофе?

— Пожалуй. — Он направляется на кухню, а я возвращаюсь к окну, выходящему на город, где я стоял, расхаживал и размышлял всю ночь. — Хочешь? — кричит он из кухни.

— Нет. — Я выпил достаточно кофе, чтобы полететь на Луну.

Хейс приносит свою кружку и устраивается поудобнее на секционном диване.

— В чем дело?

Мой взгляд устремляется на стену надо мной, где, как я знаю, Джордан была с тех пор, как выбежала из спортзала прошлой ночью. Я так боялся, что она уйдет, и я больше никогда ее не увижу, поэтому всю ночь не спал и думал. Слишком много думал.

Провожу рукой по волосам, затем сажусь напротив брата.

— Мне нужно рассказать Джордан о Бренди. — Прошло так много времени с тех пор, как я произносил ее имя, что на моем языке оно звучит странно.

— Что? Нет. — Хейс осторожно ставит свою кружку с кофе, как будто боится, что уронит ее или, что более вероятно, бросит. — Ни за что. — Его взгляд мечется из стороны в сторону. — Она здесь? — шепчет он. — Тебе не следовало даже произносить ее имя.

— Она наверху. — Я дергаю себя за волосы, затем откидываюсь на спинку дивана. — Я немного слетел с катушек прошлой ночью.

Хейс становится совершенно неподвижным.

— С ней все в порядке?

Я съеживаюсь. Меня тошнит от одной мысли о том, что он вообще должен спрашивать.

— Я был жесток, но не думаю, что причинил ей боль.

— Не думаешь? Господи, Алекс. — Он обхватывает голову руками и потирает лицо. Затем поднимает голову и глубоко вздыхает. — Все в порядке. Она подписала соглашение и не может говорить…

— Я его уничтожил.

Парень вскакивает с дивана, как будто его укололи в задницу.

— Ты в своем уме? Зачем ты это сделал? Ты понимаешь, что полностью трахнул всех нас, верно? Ты эгоистичный придурок!

Я стискиваю зубы, желая защититься, но знаю, что он прав.

— Она собирается нас всех облапошить, — бормочет он, расхаживая вдоль окна. — Мы облажались.

— Я хочу, чтобы Джордан все знала.

— Нет. — Он тычет в меня пальцем, его лицо быстро краснеет. — Ты подписал соглашение о неразглашении. Если скажешь хоть слово, брат или нет, я сам подам на тебя в суд.

— Я знаю, что подписал. И ничего не скажу. — Я встаю и встречаюсь с ним лицом к лицу, брат с братом, мужчина с мужчиной. — Вот почему мне нужно, чтобы ты сказал ей.

Его лицо бледнеет.

— По закону у меня связаны руки. Твои — нет.

— Ни за что. — Хейс качает головой. — Нет. Нет! — Он отходит от меня. — Я не буду этого делать. Я собираюсь уйти и притвориться, что этого разговора никогда не было…

— Ты мой адвокат. Как твой клиент, я прошу тебя рассказать ей все…

— Ни за что на свете, — шипит он.

— Тогда ты уволен.

Он резко оборачивается и смотрит на меня.

— Ты не можешь этого сделать.

— Могу. Как мой адвокат, если ты откажешься выполнить мою просьбу, я уволю тебя и найму другого, который это сделает.

— Но Август будет…

— Он сделает все, что я захочу. Мы оба это знаем.

В его глазах мелькает боль отвергнутого сына. Хейс, кажется, осознает свою слабость, потому что через секунду превращается в сталь и свирепо смотрит.

— Если она заговорит, то может уничтожить нас всех.

— Я знаю.

Его рот кривится от отвращения.

— И тебя это устраивает?

— Да.

Он проводит руками по волосам.

— Ты действительно чертов псих, — говорит он сквозь грустный, разочарованный смех. — Тебе нужна психологическая помощь.

Я киваю. Он прав. Но это не меняет того, что я чувствую.

— Ты ей скажешь.

Он поднимает руку.

— Дай мне минутку. Мне нужно подумать. Тебе следует переспать с этим несколько дней. Если ты все еще захочешь сказать ей…

— Ты скажешь ей сегодня. Сейчас.

— Или что? Я уволен, и все?

— Да. Вступает в силу немедленно.

— Ты ставишь меня в невыносимое положение!

— Я знаю.

Его глаза сужаются, и если бы я не знал его лучше, то подумал бы, что он пустит слезу.

— Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидел?

— Нет. Но мне надоело ненавидеть себя. Джордан заставляет меня чувствовать, что во мне все еще есть что-то хорошее. Я показал ей все свои недостатки. Все, кроме этого. И я знаю, что как только она узнает, то навсегда уйдет из моей жизни, и это лучше для нее.

— Ты хочешь, чтобы я сказал ей, чтобы гарантированно потерять ее?

— Она должна уйти, потому что я не отпущу ее добровольно. И если она останется, я никогда не перестану причинять ей боль.

Предложение работы в Аризоне — это ее шанс освободиться от меня. Она никогда не оставит меня, пока полностью не поймет, что я за человек. Что я сломлен. Что мой характер может стоить ей больше, чем оскорбленные чувства. Это может стоить ей жизни.

— Вот почему тебе нужно придерживаться профессионалок. Ты должен был вычеркнуть ее из своей жизни в ту же