тоже еще недавно могла представить себя вместе с Дарио, но все вдруг очень и очень усложнилось.

Они вернулись в столовую, Дебби помогла собрать сырные тарелки и унесла их в кухню. Клаудия тем временем занималась десертом. Из гостиной по коридору через открытую дверь долетал голос Изабеллы. В кухне, как и следовало ожидать, все было суперсовременным – от холодильника, в котором можно был лечь спать, до трех, если не больше духовочных шкафов и профессиональной кофемашины.

– Я одолжила у мамы английскую кулинарную книгу, – сказала Клаудия, доставая из холодильника порционные летние пудинги. – Знаю, сейчас зима, но мне понравилась эта идея. Они выглядят как положено?

Дебби услышала в голосе Клаудии истинное беспокойство и поспешила заверить, что все именно так, как надо. Ей начинала нравится сестра Дарио, которая, хотя и любила шик и прочее, от этого никуда было не деться, на самом деле была очень милой девушкой. И еще она прекрасно готовила. Они вместе отнесли десерт в столовую. Головная боль у Дебби постепенно проходила, и она уже могла снова нормально участвовать в вечеринке.

К этому времени она приняла решение. Первым делом, после того как они выйдут из этого дома, она расскажет Дарио о прошлом августе. Оставалось только надеяться, что он не будет судить ее слишком строго.

Летний пудинг получил заслуженные комплименты, и все перешли в гостиную пить кофе. Дарио сел на кремовый кожаный диван рядом с Дебби. Она ощутила его тепло и почувствовала себя увереннее. Воспользовавшись моментом, когда все остальные собрались в кружок, чтобы посмотреть на iPad Клаудии сделанные в Греции фотографии, Дебби шепнула на ухо Дарио:

– Знаешь, ты мне действительно очень нравишься.

Она сама не понимала, зачем этом сделала, но ответ последовал незамедлительно. Дарио повернулся к ней и поцеловал в губы, так страстно, как никогда раньше. Потом сразу отклонился и тоже шепотом сказал:

– Эта лучшая новость за весь вечер… Нет, за весь год.

Пока он это говорил, Дебби посмотрела ему за плечо и увидела, что Пьерлуиджи внимательно за ними наблюдает с противоположной стороны комнаты. Дебби сделала глубокий вдох и отвела взгляд. Какой ужасный разговор ей предстоит с Дарио после обеда!

А Дарио, не понимая, что с ней происходит, продолжал шептать:

– На случай, если ты не заметила, я от тебя в восторге.

Не обращая внимания на Пьерлуиджи, Дебби взяла лицо Дарио в ладони и нежно его поцеловала, понимая, как ей будет больно потерять его, если их разговор закончится расставанием.

Чуть позже она пошла в ванную комнату, которая, как и ожидалось, оказалась настоящим мраморным чудом – или кошмаром, это у кого какой вкус. Выйдя из ванной, она обнаружила, что в коридоре ее поджидает Пьерлуиджи.

– Привет, Дебби.

Она огляделась. В коридоре, кроме них, никого не было.

– Дебби меня зовут друзья, а ты больше не принадлежишь к их числу.

– Послушай, прости… Я знаю, что поступил немного нечестно. Но ты должна признать, что мы прекрасно провели время вместе.

Что бы он там ни чувствовал, это было точно не раскаяние. Дебби захлестнула волна злости.

– Немного нечестно? Ты лживый мерзавец!

– Ну хорошо, предположим. Но маленький обман еще никому не навредил. – Его взгляд заскользил по ее телу, и Дебби чуть не вырвало. – А теперь, когда мы живем в одном городе, может, найдем время поразвлечься? Никогда не забуду, как ты…

Дебби ринулась в атаку, не дав ему произнести больше ни слова. Рядом на пристенном столике стоял с виду довольно тяжелый медный Будда, и она была очень близка к тому, чтобы размозжить этой статуэткой голову Пьерлуиджи. Дебби решительно шагнула вперед, и, судя по лицу Пьерлуиджи, ему стало страшно.

– Если я когда-нибудь снова тебя увижу, – она понизила голос до угрожающего рыка, – даже если столкнусь с тобой на рынке, то так заору, что все сбегутся, и я обвиню тебя в том, что ты пытался меня изнасиловать. Это не угроза, это я тебе обещаю. Читай по губам: после сегодняшнего вечера я не желаю тебя видеть и даже слышать о тебе не желаю. Это понятно?

Ответа она ждать не стала, но по глазам Пьерлуиджи поняла, что сообщение дошло до адресата.

Вечер закончился около полуночи. Дебби расцеловалась с Клаудией и Изабеллой, и невеста Пьерлуджи даже пригласила ее заглянуть как-нибудь в гости поболтать. Поболтать – считай послушать монологи, подумала Дебби, принимая пальто. Потом она пожала руку Пьеро и успешно избежала рукопожатия с Пьерлуиджи. Пока они вчетвером спускались на первый этаж, болтовня Изабеллы опять спасла положение. Если бы не она, в лифте повисла бы гнетущая тишина.

На улице они в очередной раз попрощались, и Дебби уже собралась с духом, чтобы начать разговор с Дарио, но тут парадная дверь у них за спиной распахнулась и выбежал Пьеро.

– Дарио, подожди! Твоя мама только что звонила. У твоего отца приступ покалывания[32]. Его отвезли в госпиталь. Клаудия пошла за машиной. Она отвезет нас в Карегги.

Дарио остолбенел, он явно был в шоке.

– Что значит «приступ покалывания»?

– Не знаю. – Пьеро затряс головой. – Может, что-то с сердцем? Поехали, там все выясним.

Из-за угла на полной скорости выехал серебристый «порше» Клаудии.

Дарио быстро глянул на Дебби:

– В «порше» поместятся только трое, да тебе и не надо с нами ехать. Доберешься сама домой? Вызвать такси?

– Со мной все будет хорошо, а ты езжай.

Дарио послал ей воздушный поцелуй и, не теряя времени, втиснулся на заднее сиденье «порше». Пьеро запрыгнул на пассажирское, захлопнул дверцу, и они исчезли в голубом дыму от покрышек.

– Дебора, хотите, мы подвезем вас домой, – предложила Изабелла, схватив Дебби за рукав. – Вы где живете?

У Дебби не было абсолютно никакого желания оказаться в одной машине с Пьерлуиджи и тем более говорить ему, где она живет, поэтому она вежливо улыбнулась и отказалась:

– Спасибо, Изабелла, это очень мило с вашей стороны, но я живу тут совсем рядом, дойду пешком.

– Хорошо, если вы уверены.

Дебби помахала ей рукой и направилась в сторону дома.

Дождь перестал, луна то и дело выглядывала из-за скользящих по небу облаков. Похолодало, но Дебби этого почти не чувствовала – была слишком погружена в свои мысли, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Она волновалась за графа и надеялась, что этот «приступ покалывания» не окажется чем-то серьезным. Сочувствовала Флоре, которая наверняка с ума сходила от беспокойства. И конечно, сочувствовала ее детям. Представила, что бы она сама ощутила, если бы ей сообщили о болезни отца или матери.