— Но Анри, Анри, — вскричал шевалье, — вы не получали от него известий? Ведь он оставил вас в тот самый момент, когда вы готовились стать матерью? О! Негодяй!

— Анри?… О! Нет, сударь, он слишком меня любил, чтобы не уважать меня; я осталась непорочной после стольких любовных излияний, а уверяю вас, я бы ни в чем ему не отказала, ведь я так его любила! Но он ни разу не позволил себе пойти дальше тех невинных ласк, которыми я с такой радостью одаривала его.

— Но как же тогда, — спросил крайне удивленный шевалье, — как вы смогли его так быстро забыть, если в вашем сердце жила подобная любовь?

— Увы! Сударь, — ответила Тереза, качая головой, — меня погубила именно эта бесконечная любовь к нему; и вам известна всего лишь половина моих страданий.

— Расскажите мне все до конца, если вы все еще чувствуете в себе достаточно сил, чтобы продолжить эту печальную исповедь.

— Через несколько дней после моего приезда в Шартр, — продолжала Тереза, — я понесла в город картонную коробку; я шла, низко опустив голову, и наткнулась на двух офицеров, которые шутки ради взялись за руки и перегородили таким образом улицу; я подняла голову и, вскинув глаза на одного из военных, воскликнула: «Анри!»

Я прислонилась к стене, чтобы не упасть.

Видя, как я сильно побледнела и близка к обмороку, оба молодых человека принесли мне свои извинения.

И тот, от которого я никак не могла оторвать свой взгляд, сказал, что он и не предполагал, что невинная шутка может иметь такие последствия.

Но все больше и больше подпадая под власть этого видения, я повторяла и повторяла дрожащими губами:

— Анри! Анри! Анри!

— Мадемуазель, — улыбаясь, сказал мне, наконец, офицер, — я очень сожалею, что меня зовут не Анри, потому что это имя воскрешает в вас столько нежных воспоминаний; но Анри — это имя моего брата, а меня зовут Гратьен. Я буду счастлив, если мое имя тоже останется в вашей памяти.

— Если вы не Анри, тогда, ради Бога, дайте мне пройти, сударь.

Блэк глухо рычал и угрожал броситься на офицеров.

— Мадемуазель, — сказал назвавшийся Гратьеном, — у нас никогда не было намерения задерживать вас.

— Мы всего лишь увидели идущую нам навстречу молодую девушку с низко опущенной головой; мы, Гратьен и я, сказали себе: «У такой красотки должны быть чудные глазки»; тогда мы встали у вас на пути, чтобы заставить поднять глаза; вы их подняли, и мы полностью удовлетворены, мадемуазель; они еще прекраснее, чем мы предполагали.

Произнося это, молодой офицер с таким дерзким видом подкручивал свои усы, что я была испугана.

— Господа, — вскричала я, — господа!

К нам подошло несколько человек, привлеченные, несомненно, нотками страха, слышавшимися в моем голосе.

— Что вы сделали этому ребенку? — спросил пожилой усатый господин.

— Но ничего, абсолютно ничего, — посмеиваясь, ответил друг господина Гратьена, — несколько комплиментов, вот и все.

— В мое время, господа, когда я имел честь носить форму, мы делали молодым девушкам лишь такие комплименты, которые они могли выслушивать, не бледнея и не зовя на помощь.

Затем, повернувшись ко мне, он сказал:

— Дайте мне вашу руку, дитя, и идемте.

Я была так взволнована, так ошеломлена всем, что случилось со мной, что подала пожилому господину руку и так быстро, как мне это позволяла слабость в ногах, стала удаляться от офицеров.

Через пятьдесят шагов старик спросил меня:

— Вы еще нуждаетесь в моих услугах, мадемуазель, и полагаете ли вы, что моя защита вам еще может понадобиться?

— Нет, сударь, — ответила я, — я благодарю вас от всего сердца.

А затем, как будто он был в курсе того, что происходило в моем сердце, я добавила:

— О! Он так похож на Анри.

И вторично поблагодарив его, я удалилась.

Пожилой господин удивленно проводил меня глазами; конечно, я должна была показаться ему сумасшедшей!..

— Вернувшись в магазин мадемуазель Франкотт, — продолжала Тереза, — я под предлогом ужасной головной боли попросила разрешения на некоторое время укрыться в задних комнатах лавочки.

Мне нужно было привести в порядок свои мысли.

Я была так бледна, что никто ни на минуту не усомнился в моем нездоровье. Мадемуазель Франкотт лично хотела за мной ухаживать; но я попросила ее дать мне стакан воды и оставить меня одну.

Оставшись одна, я стала размышлять.

Я вспомнила о том письме, принесенном в магазин мадам Дюбуа в мое отсутствие молодым офицером, который так был похож на господина Анри, что его и приняли поначалу за него.

Я вспомнила восклицание молодого офицера:.

«Это не меня, а моего брата зовут Анри».

К тому же я вспомнила, как Анри два или три раза говорил мне о своем брате-близнеце, который походил на него, как две капли воды; до такой степени, что в детстве родители, чтобы различить двоих детей, были вынуждены одевать их в одежду разного цвета.

Все прояснилось. Гратьен приезжал на свадьбу Анри, и Анри поручил Гратьену, своему лучшему другу, отнести в магазин письмо, едва не ставшее причиной моей смерти.

После свадебных торжеств Гратьен вновь вернулся в свой полк, стоявший в Шартре. Его-то я и встретила накануне, а полагала, что встретила Анри; что могло быть проще.

Однако в том состоянии души и ума, в котором я находилась, для меня все представляло угрозу.

В этот момент я услышала, как хлопнула входная дверь, и через перегородку из двойного стекла, отделявшую меня от магазина, я увидела вошедшего молодого офицера и узнала в нем Гратьена.

Он зашел купить перчатки.

Без сомнения, заинтригованный необычным приключением, он проследил за мной или же разузнал, где я работаю, и покупка перчаток была всего лишь предлогом, чтобы узнать, кто я такая.

Вся дрожа, я оперлась о комод, чей холодный мрамор остудил мои пылающие руки. Под различными предлогами он провел в магазине около четверти часа и ушел, оглядевшись вокруг себя с видом человека, обманутого в своих ожиданиях.

Это посещение магазина нисколько не удивило мадемуазель Франкотт. Нас было там четверо или пятеро молодых девушек; самой старшей еще не исполнилось и Двадцати лет, и эти господа из гарнизона под предлогом заказать себе новые рубашки или купить перчатки наносили частые визиты в магазин. Мадемуазель Франкотт извлекала из этого свою выгоду и советовала нам две вещи: привлекательное выражение лица и нежные улыбки в магазине и строгое поведение во всех других местах.

Теперь, когда мне все стало ясно, мне больше незачем было находиться в задних комнатах лавочки; я вернулась в магазин и заняла свое обычное место за кассой.