Дашей стало так жаль себя, что она смирилась с ролью жертвы, и заплакала. «А может, – встрепенулась от внезапной догадки, – это Лемеш? Его же не нашли, хотя Николай Михайлович оставил его в полудохлом состоянии. Притворился и сдратовал, затаился и выжидал, чтобы отомстить. Он же полный отмороз, и закон ему не писан». Лемеш не успел воспользоваться Дашей тогда, вот и наверстывает упущенное. Больше ведь некому. И никто ему не помешает довести задуманное до конца. Он добьется своего, но станет ли ее убивать? Разумеется, станет. Николай Михайлович узнает и башку ему отвернет. А Лемешу это надо? Как ни крути, по всякому, выходит смерть. Но Даше всего пятнадцать! И она хочет жить! «Николай Михайлович! – мысленно позвала. – Николай Михайлович! Найдите меня, умоляю!..»

Где-то над головой скрипнула дверь. Зашагали ботинки по спускающейся вниз лестнице, деревянной. Кто спускался? Вестник смерти или спасения?

Даша напряглась, превратившись в слух, а мешок страха еще сильнее вгрызся в ее тело.

Над ней кто-то склонился. Даша почувствовала дыхание рядом с собой. Несло табаком и луком. Потом с резким звуком с ее глаз сорвали скотч. Было больно до слез. Прямо в глаза светила свисающая с потолка лампочка, покачивающаяся над головой. Даша зажмурилась от режущего света. Проморгалась, привыкая к свету, и, если б смогла, заорала во все горло, увидев прямо перед собой, на расстоянии вытянутой руки, полуразложившийся труп женщины на стуле напротив. Взгляд Дашин застыл в ужасе, она вырывалась, захлебываясь в едва слышном крике.

– Впечатляет? – вырос стеной между Дашей и трупом мужчина, тот, что склонялся над ней, хозяин табачно-лукового дыхания, лысоватый и с усами, очень похожий на кого-то, кого Даша знала наверняка, но не могла вспомнить. – Это женушка твоего хахаля, – продолжал он. – Правда красивая? Хочешь стать такой же неотразимой?

«Больной урод какой-то!» – пронеслось в Дашиной голове вихрем. Но его словам почему-то хотелось верить. От этого становилось еще страшнее, а безысходность, накинув петлю на шею, сильнее стягивала узел. Взгляд майора Томильчика не предвещал ничего хорошего. В его глазах не видно души. В них застыла льдом лютая злоба.

– Ты что-то сказала? – прислонился он ухом к заклеенному скотчем рту Даши. Но, кроме невразумительного мычания, ничего не услышал. – Значит, тебе нечего мне сказать? – пробуравил взглядом ее глаза и, вдруг, улыбнулся. – Ах, да, ты же не можешь, – сорвал скотч.

Все, что накопилось во рту, всю ту слюну, которая уже не глоталась, Даша выплюнула майору Томильчику в лицо. И эта слизистая пузырящаяся масса, запрыгнув, но не найдя опоры, потекла вниз, на воротник и на грудь новой рубашки. Майор даже растерялся от неожиданности. А Даша, не давая ему опомниться, застрочила, словно пулеметной очередью, словесными оскорблениями.

– Чтоб ты сдох, урод вонючий! – кричала она, как в истерике. – Ублюдок извращенческий! Ссыкло гидроленное! Козел безрогий! Импотент недоразвитый! Хрен моржовый! Упырь конченный!..

– Заткнись, дура… – вырубил майор Томильчик Дашу одним ударом и добавил: – красивая!..

Вытер рукавом лицо и поднялся по ступенькам вверх из подвала.

Когда Даша открыла глаза снова, ей тут же захотелось зажмуриться и как можно дольше вообще их не открывать. Но саму себя не пересилить.

Перед ней на стуле напротив сидела Анна, живая и здоровая.

– Здравствуй, Даша! – сказала она. – Не бойся меня, – дотронулась до плеча Даши. – Я не причиню тебе зла.

– Ты жива? – протолкнула Даша слова на волю.

– Нет, – отрицательно покачала головой Анна. – Но жива ты, – поспешила заметить. – И я не позволю тебя убить.

– Но как? – не понимала Даша.

– Ты очень хорошая девочка, Даша, – улыбалась Анна. – Николаю повезло с тобой. Вы обязательно будете счастливы. Я за вас рада.

– Правда? – сомневалась Даша.

– Правда, – решительно подтвердила Анна.

– Значит, ты меня слышала, там, на кладбище?

– Конечно, – не отрицала Анна. – Иначе меня бы здесь не было.

– Но что мы здесь делаем?

– Ты ни при чем, – отвечала Анна. – Однако у меня осталось одно незаконченное дело, конец которому нужно положить здесь и сейчас.

– Конец чему? – не понимала Даша.

– Конец тому злу, которое причинили мне. И если это не прекратить, зло будет преследовать вас всю жизнь, пока не поглотит вас.

Анна исчезла так же внезапно, как и появилась. Вместо нее опять возник отталкивающий всем своим видом труп.

Даша очнулась на полу. Скотч, сковывавший ее по рукам и ногам, пропал бесследно.

Даша огляделась вокруг в поисках выхода. Выход был один, с одной дверью наверху, там, где заканчивалась или начиналась лестница.

ЭПИЗОД 57

Павловская привела на репетицию Костальцева. Николай Михайлович очень обрадовался новому артисту, шутил, рассказывал смешные и забавные истории из закулисной жизни столичного театра-студии киноактера, в котором до армии он подрабатывал монтировщиком, пока ждали Дашу. Но она все не шла. Странно, конечно, однако и ее отсутствие, и ее не отвечавший на звонки Николая Михайловича телефон не заронили и грамма подозрения, что с ней могло что-нибудь случиться, ни в ком. Да и что ей могло угрожать в родном городе, в котором никогда ничего не происходило, к тому же с таким защитником, как Николай Михайлович? Только безумный мог решиться на противоборство с ним, но таких, на сколько известно, не было. А репетиционный период спектакля продолжался, и нужно было репетировать. Павловская предложила заменить Дашу, пока та не появится, собой, чтобы посмотреть, на что способен Костальцев. Николай Михайлович согласился. На сегодня работы хватит и без Даши. У него есть Костальцев, который, как нельзя кстати, подходил на роль Никиты.

Николай Михайлович подробно объяснил, чего он хочет от артиста, на пальцах показал, как нужно выходить и что при выходе делать на сцене, а потом на личном примере продемонстрировал все то, что Костальцеву предстояло повторить, а именно тот кусок мизансцены, когда Никита на сцене оставался один. В общем-то, ничего сложного. Изобразить опоздавшего на свидание парня и не обнаружить любимой на месте, нервно закурить, теряясь в догадках, приходила Шурка уже или ушла, не дождавшись его, либо еще не приходила, и он пришел первым, – особого труда не составляло. Костальцев математически точно повторил Никиту в исполнении Николая Михайловича. Тот его похвалил за меткость глаза и цепкую память, но от Костальцева требовалось другое.

– Понимаешь, – сказал ему Николай Михайлович, – ты должен показать мне Никиту таким, каким был бы ты сам, оказавшись на его месте. Представь себе себя. Включи воображение.

– Я попробую, – кивнул Костальцев и вернулся на исходную. Ему удивительно нравилось находиться на сцене. Он и не подозревал никогда, что ему может понравиться лицедейство. Отец Костальцева всячески ограждал сына от подобных занятий и категорически запрещал участвовать в любых школьных мероприятиях и сценках, заявив, что не дело настоящего мужчины кривляться как обезьяна. Это удел немощных и ущербных. Настоящий мужчина – бизнесмен, добытчик денег, волевой делец. Кто же тогда Николай Михайлович, если не настоящий мужчина? Он никакой не бизнесмен, а все его уважали и полюбили за сравнительно небольшой промежуток времени. Когда он появился в городе? Месяца четыре назад, не раньше. Однако все девчонки и женщины влюблены в него по уши. Особенно Белая. Чувствуется в нем сила, вот и тянутся к нему. Только совсем не такая, какой придерживается Костальцев-старший. И Мишке Костальцеву было, как никогда, хорошо находиться не рядом с отцом, а с Николаем Михайловичем, Павловской, тетей Аленой, ощущать себя нужным за собственные качества, а не за отцовские деньги и положение в обществе.