Русская армия не воевала. Лихой зимой девяносто пятого – оставшиеся в живых срочники, которых бросили в адское пекло новогоднего Грозного – кто остался в живых озверели и добили душье, которое не успело смотаться. Весной – в результате серии операций у врага не осталось почти никакой территории. Надо было добивать – но вместо этого последовала непонятная слабость, какие-то переговоры, пользуясь которыми враг просачивался через позиции федеральных сил, бил в спину, оседал в населенных пунктах, готовясь к новой войне – войне террористической.

Кстати – а что это за термин вообще такой – федерал? Есть регионалы или еще кто? Откуда это вообще взялось федерал? Есть русская армия, так? Или нет?

Душманы изначально вели войну без правил. Резали, грабили мирняк, измывались как могли. В плен попасть – лучше гранатой подорваться. Так что же удивительного в том, что на лом – нашелся такой же лом, и нашлись люди, которые тоже снялись с тормозов? И что удивительного, что среди них чеченцев – было не меньше русских. Ведь далеко не все – хотели превращения своей малой родины в кроваво-криминальный эмират.

Битая Нива – остановилась далеко от окраины населенного пункта Октябрьский – конечно же они ехали не в Алхан-Юрт. Чеченец за рулем – согнал машину с дороги, они несколько сотен метров проехали по грязи – знаменитой чеченской весенней грязи, которая налипает пластами, и просто так ее не отстираешь. Наконец – они загнали машину за плотный кустарник, заглушили мотор.

Русский достал большой кусок камуфляжной сети и стал заботливо укрывать машину, вбивая колья чтобы сеть не снесло. Чеченец – достал снаряжение, разложил его на куске брезента. Два автомата Вал с ночными прицелами и два пистолета ПБ. И то и другое – большая ценность, просто так не получишь. Еще большая ценность – разгрузочные жилеты под Вал – а они у них были.

– Уверен, что он там?

– А как… У него там жена молодая… дело житейское. Куда лучше – под боком у жены, чем в спальнике в лесу.

Молодой подмигнул

– Это точно…

Это было давно… Здесь же, в этих же, Богом проклятых местах, обильно политых русской и чеченской кровью – но тогда об этом никто не думал. Это была не просто другая страна – другая цивилизация, жизнь там устраивалась и складывалась совершенно по-другому. Хотя первые, еще робкие ростки злобы, ненависти, вражды уже проглядывали из-под черной, жирной, пропитанной нефтью чеченской земли.

Он жил в Грозном, на самой окраине, на улице Пугачева, учился в школе номер одиннадцать на самой окраине. Они неплохо жили – его отец работал на нефтеперерабатывающем заводе старшим мастером, они жили не в квартире, а как многие чеченцы – в собственном доме. Тогда еще строить как тебе захочется было нельзя, были нормы, ограничивающие площадь дома, многие чеченцы изворачивались, строили двухэтажные, оборудовали подвалы, мансарды. В начале улицы жил дед Иса, у него сын был кооператором, построил дом втрое больше, чем у любого на этой улице – но отец так не делал. Зато у них был дом с уютной верандой, в которой он так любил спать летом, если не был на курорте, был роскошный, посаженный еще бабушкой сад и была летняя кухня. Не раз и не два он приглашал туда окрестных пацанов, которых считал своими друзьями – и никто тогда не разбирался кто русский, а кто – чеченец. Вон Мито – тот вообще грек был и что?

Началось это все – с совершенно обыденной истории. К ним в школу перевели Арзо. Он был на голову выше всех, чернявый, крепкий. Его семья переехала в Город – так все чеченцы звали Грозный – из горного села, из Шали что ли? А может и не из Шали. Как бы то ни было – обстановка в школе под влиянием Арзо изменилась и сильно.

В Чечне – всегда были сильны тейповые и родовые связи – они были разорваны выселением, но не до конца. К середине восьмидесятых – все кто хотел вернуться в республику вернулся, а тот кто хотел остаться в Казахстане и Средней Азии – остался. Получалось так, что люди возвращались и видели, что их дома заняты кем-то другим. Решали каждый раз этот вопрос по-разному, с чеченцами было проще решить, чем с русскими – но решали.

В начале восьмидесятых – Завгаев, секретарь обкома КПСС – пробил в Москве вопрос о крупных капиталовложениях в республику. Начали перестраивать Грозный, его перестраивали очень масштабно, почти полностью. Старых каменных зданий в республике и в столице почти не было, это была сельская, одноэтажная республика. Здесь же – девятиэтажки возводили целыми улицами. Чеченская нефть – легкая, с малым количество серы – была крайне необходима для создания «русской смеси» тяжелой сибирской и легкой чеченской нефти, продаваемой на мировом рынке. В республике сильно модернизировали нефтепереработку, в Городе не хватало рабочих мест. Людей переманивали в город из сел, горных сел, где было мало чем заняться, сельское хозяйство хромало. От родных очагов отрывались далеко не самые лучшие – в основном те, кто по каким-то причинам неуютно чувствовал себя в селе. Например – те, кто совершил преступление.

Что же касается пацанов – то с детства они были разбиты на группировки по национальностям: были русские, были чеченцы, где то были другие. Тем не менее – в той пацанской компании, в которую входил он – было несколько получеченцев, и даже один чистокровный чеченец, которого почему-то свои отвергали. Между русскими и чеченцами не было постоянной вражды, они дрались, и не раз – но чаще всего была своего рода холодная война, прерываемая драками, поводом для которых обычно был тот факт, что кто-то прошел не там где нужно, его там поймали и избили.

Потом пришел Арзо. Он довольно быстро начал верховодить в чисто чеченской группировке, а ее бывшего лидера Салама избил и унизил так, что тот на какое-то время стал одиночкой, но потом – пришел к ним в дом и спросил – нельзя ли ему мотаться вместе с ними, с русскими. О том, что ему сделал Арзо и остальные – он ничего не сказал, только плюнул на землю.

Потом у Арзо нашли поджигу. Собственно говоря, не он первый и не он последний, поджиги были. Делается поджига так: в удобной деревяшке делается полукруглая выемка и туда вставляется трубка, сплющенная с одного конца. Привязывается проволокой. С той стороны, который сплющен – делается небольшое отверстие. Для выстрела нужно счистить в поджигу какую-то часть спичечной серы – благо коробка спичек стоит одну копейку, потом затолкать туда пулю – подходящий камешек, мелкую дробь или самодельную, отлитую из свинца пулю. Свинцом в виде сорванных пломб торговали (обменивали на то, что им нужно) пацаны, у которых родители работают на складах и на товарной станции, куда приходят опечатанные пломбами фуры и вагоны. Его плавили в самодельных ванночках (при этом иногда сильно обжигаясь), выплавляя все, что нужно простому советскому пацану – солдатиков, пулю для рогатки или поджиги или кастет.

Первым делом – Арзо привлек внимание остальных пацанов тем, что показал поджигу. Это было запрещено – и поэтому это вызывало любопытство, а пацан с поджигой автоматически поднимался на пару ступенек выше в незримой социальной иерархии уличной жизни. Пошли слухи, и в конце концов – они дошли до ушей завуча одиннадцатой школы, а потом – и до местного РОВД. В школу пришла инспектор по делам несовершеннолетних – усталая тетенька, которую пацаны просто презирали – и в кабинете директора начались допросы, с целью выяснить местоположение тайника, в котором хранится поджига. Сам Арзо конечно же не раскололся – но один из пацанов, чеченец кстати – все таки сболтнул. В тот же день поджигу нашли и торжественно изъяли. Поджига была совершенно не такая, какую делают пацаны – у нее был курок, и система поджига примерно такая, как в пистолете шестнадцатого – семнадцатого века, он был довольно мощным и из него можно было убить человека. Ствол – не из мягкой трубки от радиатора – а точеный на токарном станке и заваренный. Пацан – второгодник такую сделать не мог.