— Может, она нервничала, впала в панику, — протянула я.

— Почему Никита не привел ее в дом открыто? — дудел в одну дуду парень. — Ну сказал бы: «Мы за птичками наблюдали, попали в ураган».

Я растерялась, а Иван поднял палец.

— Вот! И, насколько знаю, шум, найдя труп, подняла Маша! Знаешь, очень часто тот, кто нашел тело, и есть убийца.

Я поморщилась.

— Не пори чушь! Маша похожа на убийцу, как я на рогатого зайца. Хотя рогатые зайцы как раз есть в природе.

— Вау! У тебя бывают глюки? — оживился Ваня.

Я ткнула его кулаком в бок.

— Дурак! Вспомни ту ночь, когда я решила, что в мою спальню, прикидываясь призраком, вошел Семен. Он вечно все путает, но потом я сообразила: у балбеса нет белых кроссовок с фонариками на задниках. Кто-то другой замутил историю.

— Кто? — с искренним любопытством воскликнул Ваня.

— Понятия не имею, но почти уверена, что именно он изображал гризли. От призрака сильно пахло апельсиновой жвачкой, и так же воняло внутри костюма. И Аня отлично знакома с тем человеком. Когда я, одетая в наряд медведя, упала, не смогла встать и поползла по коридору за помощью к Белке, на меня напала женщина, лупила якобы медведя по бокам и говорила что-то вроде: «Ты же обещал! Пользуешься тем, что я тебя люблю». Увидеть тогда лицо я не могла, зато разглядела белые балетки на ее ногах, с бантиками. Они сегодня на Ане.

Устав от разговоров, мы с Ваней спустились в столовую, решив попить чаю. Аню отвели в гостевую, куда ее спешно переселили из номера на втором этаже. Олег и Маша затаились в своей комнате. Геннадий Петрович и Юля поднялись на второй этаж и притихли. Миша и Бурундуков, попив чаю, сначала играли в шахматы, а потом разошлись. Белка приняла успокаивающих таблеток и легла. Вывалив на нас лавину информации, повариха пошла на кухню, и оттуда незамедлительно донесся ее недовольный голос:

— Три шибче!

— Так я стараюсь! — пыхтел Сеня. — О! Развалилась!

— Доверь дураку богу молиться, он и об икону поцарапается! — закричала Катя. — Изабелла меня ругать будет!

— Эка важность, чашка разбилась, — попытался оправдаться Семен.

— Сервиз неполный, — бушевала Олеся, — не оттирается. Что ты туда наливал? А? Отвечай!

— Я? Ничего, — отбивался Семен.

— Ща как дам! — заорала Олеся и, похоже, привела угрозу в исполнение.

— Ой! Больно! — взвизгнул Сеня. — За что?

— Олеся, перестань, — крикнула я. — Не трогай Семена!

Повариха высунулась из кухни.

— Ниче ему не станется! Получил разок по башке, так за дело!

— Не надо лупить человека по голове, — укоризненно добавил Ваня, — можно сотрясение мозга устроить.

— Нет у Сеньки мозга, трястись нечему, — возразила Олеся.

— В чем провинился несчастный? — полюбопытствовал Иван.

Олеся показала ему чашку.

— Видишь, внутри посинела?

Ваня взял у поварихи кружку, приблизился к торшеру и начал насвистывать бодрый мотивчик. Я не утерпела, подошла ближе и удивилась:

— Как странно! Почему белая чашка посинела? Может, от черничного варенья?

— У нас его нет, — пожала плечами Олеся.

— Еще свекла красится, — не успокаивалась я.

— Не, — решила поспорить Катя, выходя в столовую, — от буряка тарелки отлично отмываются, и свеклу в кружки не суют!

— Действительно, — пробормотала я.

Олеся уперла кулаки в бока.

— Ты мало порошка в посудомойку натрусила.

— Вечно у тебя другие виноваты, — ринулась в бой Катерина, — не хочешь признать свою ошибку!

Повариха вздернула подбородок.

— Это какую же?

Горничная ткнула пальцем в стол.

— Я чистые чашки под компот поставила, а когда их после полоскания из машинки вынула, они посинели! Твой компотец сервиз испортил.

— Во! — обрадовалась Олеся. — Сама и подтвердила, что накосячила! Отвечай честно, как выглядели кружки, когда ты их собрала со стола, а?

— Ну… обычно, с опивками, — нехотя ответила Катя.

Олеся торжествующе повернулась к нам.

— Слышали? Катерина, ты ставила в мойку белые чашки, а достала замазанные?

— Чего привязалась? Да, — призналась горничная.

— Наверное, фарфор плохой, — поспешил на помощь Кате Семен, — я встречал такой! Облезает от горячей воды.

— Это фаянс, не покрытый глазурью, — заметил Ваня, — посуда не лучшего качества!

Мне показалось, что Иван косвенно обвиняет Белку в жадности, и я ринулась на защиту бабули:

— В гостиницах никогда не подают еду на мегадорогих тарелках. Гости часто их бьют. Да, бабуля приобрела посуду на рынке, и что?

— Кабы все было плохое, все и посинело бы, — заявила Катя, — но тарелочки чистые, сахарница, молочник, блюда для пирога как новые. Только чашки в негодность пришли. Компот виноват!

— Да че вы на меня напали! — захныкала Олеся. — Питье у них — причина всех бед! Сначала народ аллергией из-за него обсыпало, затем кружечки страшными стали! Давайте валите все на меня! Может, я и Кузьму Сергеевича отравила, а?

— Нечего варить дерьмо из пакета, — брякнул Сеня.

Олеся поджала губы, потом схватила стул.

— Тебе сейчас мало не покажется!

Сеня нырнул в коридор, Катя, коротко взвизгнув, шмыгнула в кухню.

— Верни стул на место! — велела я. — Ты что себе позволяешь? Решила драку устроить?

— А че они? — заплакала Олеся. — Я тоже с нервами! Столько всего случилось! Я хорошо готовлю! Чашки с первого раза, когда узвар пили, не посинели. Вот.

— Синий цвет появился после второго употребления компота? — тихо спросил Ваня.

— Не знаю, — попыталась увильнуть от ответа Олеся.

— А ты вспомни, — приказал Иван, — в тот день, когда вишневым отваром полакомились впервые, на посуде не возникла синеватая тень? Олеся, тебя никто не ругает, но это очень-очень важно.

— Вроде плошки, когда я их вынула из посудомойки, чуть потемнели, — призналась повариха.

— Ага, — кивнул Ваня. — А после второго раза они посинели?

— Верно, — нехотя подтвердила Олеся. — И еще одной не хватает! Небось Сенька ее кокнул, но он не признается.

Катя высунулась из кухни:

— Ни фига мужик не бил, ты к нему вяжешься, потому что сама с ним хотела любовь крутить, а он меня выбрал!

Олеся заморгала.