Душа Травиаты

И вот завели речь семеро ангелов по пути к аду, и молвили:

– Она так юна, – говорили ангелы, – она так прекрасна, – говорили они; и долго разглядывали они душу Травиаты, но не пятна греха, а ту часть ее души, которая некогда полнилась любовью к сестре, давно умершей, – сестра же ныне порхала среди кущ на одном из Небесных холмов, и мягкий солнечный свет неизменно играл на лице ее, и всякий день беседовала она со святыми, когда они проходили тем путем к дальнему краю Небес, дабы благословить усопших.

Долго глядели ангелы на красоту всего того, что только оставалось прекрасного в душе Травиаты, и так сказали они: «Это же совсем юная душа», – охотно отнесли бы они свою ношу на один из Небесных холмов и там вручили ей кимвал и дульцимер, но знали ангелы, что врата Рая сомкнуты и заперты для Травиаты. Охотно отнесли бы ее ангелы в одну из долин мира, где во множестве цветут цветы и тихо журчат ручьи, где неумолчно поют птицы и в день воскресный звонят церковные колокола, – да только не посмели они.

Все ближе и ближе подходили ангелы к аду. Но когда оказались они уже совсем рядом, когда зловещий отсвет озарил их лики, когда створки врат разошлись и уже готовы были распахнуться вовне, молвили ангелы: «Ад – жуткий город, а она устала от городов»; и внезапно выронили они душу у обочины дороги, и развернулись, и улетели прочь.

Но душа Травиаты проросла гигантским розовым цветком, отвратительным и прекрасным одновременно; и были у цветка очи, но не было век; и неотрывно вглядывался он в лица прохожих, что брели по пыльной дороге к аду. Рос цветок в отсветах адского пламени и чах, но умереть не мог; лишь один-единственный лепесток отогнулся назад, в сторону небесных холмов, – так лист плюща тянется навстречу дню, – и в мягком серебристом сиянии Рая не зачах и не поблек он, но порою слышал вдалеке, как негромко беседуют промеж себя святые, а иногда долетало до него и благоухание райских кущ, и легкий ветерок овевал его прохладой каждый вечер в тот час, когда святые подходят к краю Небес благословить усопших.

Но восстал Господь и, потрясая мечом Своим, разогнал Своих ослушливых ангелов – так молотильщик развеивает по ветру мякину.

Над топью болот повисла великолепная ночь со стадами кочующих звезд, все небесные светила мерцали в ожидании.

Над твердой, надежной землей, на востоке, сером и холодном, над головами бессмертных богов уже разлилась бледность рассвета.

И вот, приблизившись наконец к безопасному краю болота, Любовь взглянула на человека, которого так долго вела сквозь топи, и увидела, что волосы его белы и отливают серебром в первом свете наступающего утра.

Они вместе вышли на твердую почву, и старик устало опустился на траву – ведь они шли сквозь болота в течение долгих лет. А серая полоска рассвета над головами богов стала шире.

Любовь сказала старику:

– Теперь я должна тебя покинуть.

Старик ничего не ответил, лишь тихонько заплакал.

Беззаботное сердце Любви омрачилось, и она сказала:

– Не надо ни печалиться, что я ухожу, ни жалеть об этом, не надо вообще думать обо мне. Я всего лишь глупое дитя и не была добра к тебе. Меня не интересовали ни твои высокие помыслы, ни то доброе, что в тебе было, я просто морочила тебя, водя вдоль и поперек по опасным трясинам. И была так бессердечна, что если бы ты погиб там, куда я завела тебя, это для меня ничего бы не значило. Я оставалась рядом только потому, что с тобой было хорошо играть. Я жестока и не стою того, чтобы жалеть о моем отсутствии, или вспоминать меня, или вообще думать обо мне.

Но старик по-прежнему ничего не говорил, а тихонько плакал, и доброе сердце Любви опечалилось.

И она сказала:

– Я так мала, что ты не догадывался ни о том, как я сильна, ни о зле, которое я совершала. Силы мои велики, и я использовала их неверно. Часто я сбивала тебя с проложенных среди болот тропок, не думая о том, утонешь ты или нет. Часто я насмехалась над тобой и делала так, что и другие насмехались тоже. Часто я вела тебя мимо тех, кто ненавидел меня, и только забавлялась, видя, как они пытаются выместить свою злобу на тебе. Не плачь же, ведь в моем сердце нет доброты, одна глупость и жестокость, и я плохой спутник такому мудрому человеку, как ты, но я так беспечна и глупа, что смеялась над твоими высокими помыслами и была помехою твоим деяниям. Ну, теперь ты понял, какова я, и захочешь прогнать меня прочь, и станешь жить без печали и в покое, предаваясь высоким помыслам о бессмертных богах. Взгляни, здесь свет и безопасность, там же – темнота и гибель.

Старик продолжал тихонько плакать.

Тогда Любовь сказала:

– Значит, так вот? – И голос ее был теперь серьезен и спокоен. – Тебе это так трудно? Старый мой друг, мое сердце скорбит о тебе. Старый друг по опасным приключениям, сейчас я должна тебя покинуть. Но я скоро пришлю тебе свою сестру – свою меньшую сестру Смерть. Она выйдет к тебе из болот, и не оставит тебя, и будет предана тебе так, как я никогда не была.

А рассвет все разгорался над головами бессмертных богов, и старик улыбался сквозь слезы, чудесно блестевшие в утреннем свете. Но Любовь направилась туда, где была ночь и болота, оглядываясь через плечо и улыбаясь одними глазами. И на болотах, где она скрылась, в самом сердце великолепной ночи, под стадами блуждающих звезд, раздались взрывы смеха и звуки танцевальных мелодий.

Немного спустя, обратив лицо навстречу утру, из топей болота вышла Смерть, высокая и красивая, с чуть заметной улыбкой на устах. Она взяла на руки покинутого человека, и была нежна к нему, и, тихонько напевая глубоким низким голосом старинную песню, понесла его к рассвету, к богам.

Конец

Надеюсь, эта книга попадет в руки тем, кто полюбил другие мои книги, и не разочарует их.

Толдиз, Мондат, Аризим – все это Глубинные земли; часовые, расставленные вдоль их границ, моря не видят. Далее, к востоку, простирается пустыня, где от века не ступала нога человека; она желтая, куда ни кинь взгляд, и тут и там темнеют тени камней; в ней нежится Смерть, словно леопард под солнцем. Земли эти с юга ограждены магией, с запада – горами, а на севере – ревом и гневом Полярного ветра. Словно необъятная стена, воздвиглись западные горы. Они возникают из туманной дали и снова теряются в дали, и называется этот кряж Полтарниз, Глядящий на Океан. К северу алые скалы, отполированные и гладкие, где не встретишь ни травинки, ни даже мха, доходят до самых пределов Полярного ветра, а далее ничего нет, кроме гула его ярости. В Глубинных землях царит мир, и прекрасны тамошние города, и не враждуют они между собою, но живут в тиши и благодати. И враг у них только один – время, ибо жажда и мор греются под солнцем в самом сердце пустыни и не заглядывают в Глубинные земли. А призраки и вурдалаки, что бродят тропами ночи, не в силах проникнуть за магический пояс, ограждающий земли с юга. Тамошние благодатные города невелики; там все друг друга знают и, встречаясь на улицах, благословляют друг друга по имени. В каждом городе есть широкая зеленая дорога, которая выходит из какой-нибудь долины, либо из леса, либо от холмов, и петляет по городу между домами, пересекая улицы; люди по ней не ходят, но каждый год в назначенное время по ней от цветущих лугов шествует Весна, и по велению ее на зеленой дороге распускаются анемоны – и все юные радости нехоженых лесных чащ, или глубоких, потаенных долин, или победоносных холмов, что гордо вознесли главу свою вдали от городов.