Леотрик медленно шел вперед, выставив клинок Сакнот прямо перед собой и высматривая врага, а глаз, вделанный в рукоять, следил за тем, что делается у юноши за спиной.

Все замерло.

Ежели что и затаилось в тени колоннады, на которой покоились своды, оно не двигалось и не дышало.

Напевы магических музыкантов звучали совсем рядом.

Вдруг огромные двери в дальнем конце зала распахнулись: широкие створки подались вправо и влево. Несколько мгновений Леотрик ничего не видел и ждал, сжимая в руке Сакнот. Затем, тяжело дыша, на него двинулся Вонг Бонгерок.

То был последний, самый преданный страж Газнака, и выполз он, только мгновение назад облобызав руку хозяина.

Газнак обращался с ним скорее как с ребенком, нежели с драконом, и порою скармливал ему с руки нежные куски человечины прямо со стола, еще не остывшими.

Длинный и приземистый был Вонг Бонгерок, и в глазах его читалось коварство, и надвигался он на Леотрика, выдыхая злобу из преданной груди, а позади него грохотал закованный в броню хвост, словно моряки тянули гремящую якорную цепь через всю палубу.

Вонг Бонгерок хорошо знал, что имеет дело с Сакнотом, ибо на протяжении долгих лет, свернувшись у ног Газнака, он тихо пророчествовал про себя.

И Леотрик ступил вперед, в жаркие клубы его дыхания, и занес Сакнот для удара.

Но когда Сакнот взлетел в воздух, глаз Тарагавверуга, вделанный в рукоять, узрел дракона и постиг его коварство.

Ибо Вонг Бонгерок широко разинул пасть, показав Леотрику ряды острых, как сабли, зубов и разверстые кожистые челюсти. Но едва Леотрик нацелился отсечь зверю голову, тот по-скорпионьи изогнул свой бронированный хвост и всю длину его перенес вперед, на противника. Все это заметил глаз, вделанный в рукоять Сакнота, и меч нанес удар сбоку. Не острием, нет, ибо в таком случае отсеченный кусок хвоста, вращаясь на лету, смел бы все на своем пути – так сосна, которую лавина сорвала с утеса и швырнула верхушкой вперед, пронзает грудь какому-нибудь неосторожному скалолазу. И всенепременно погиб бы Леотрик; но Сакнот ударил плашмя и сбоку, и хвост, будучи отброшен в сторону, со свистом пронесся над левым плечом юноши, и чуть задел его броню, и оставил на ней глубокую царапину. Тогда хвост Вонг Бонгерока хлестнул недруга наискось, но Сакнот отпарировал удар, и хвост с визгом скользнул вверх по лезвию и взлетел над головой Леотрика. После этого Леотрик и Вонг Бонгерок схватились насмерть, один сражался мечом, другой – зубами, и меч разил так, как способен только Сакнот, и злобная преданность дракона по имени Вонг Бонгерок вытекла наружу вместе с жизнью через глубокую рану.

А Леотрик прошел дальше, мимо мертвого чудища; закованная в броню туша еще слегка подергивалась. Какое-то время казалось, будто все плужные лемехи графства взрывают землю на одном и том же поле, влекомые усталыми, выбивающимися из сил лошадьми; затем дрожь прекратилась, и Вонг Бонгерок застыл неподвижно – ржаветь и обращаться в прах.

А Леотрик зашагал к открытым вратам, и тяжелые капли беззвучно стекали с лезвия Сакнота на пол.

Через открытые врата, сквозь которые выполз Вонг Бонгерок, Леотрик вышел в коридор, где звенело эхо музыки. Впервые с тех пор, как Леотрик оказался в крепости, он различал над головой хоть что-нибудь, потому что до сих пор крыша поднималась до высоты гор и терялась во мраке. Однако вдоль всего узкого коридора висели огромные колокола – низко, над самой головой гостя, один за одним, и каждый бронзовый колокол шириною был от одной стены до другой. И едва юноша оказывался под одним из медных куполов, колокол звонил, и звон сей звучал скорбно и гулко, как голос колокола, что навсегда прощается с усопшим. Каждый колокол звонил лишь единожды, как только Леотрик проходил под ним, и голоса их звучали торжественно и печально и отделялись друг от друга церемонными паузами. Ведь если юноша замедлял шаг, колокола смыкались теснее, а если шел быстрее, они расступались. Эхо каждого колокола гудело над головой незваного гостя и, опережая его, нашептывало остальным о приближении чужака. Один раз Леотрик остановился, и все колокола гневно и нестройно забренчали и не умолкали до тех пор, пока он снова не тронулся в путь.

А между этими размеренными, зловещими нотами звучали мелодии волшебных музыкантов. Теперь они весьма скорбно играли погребальную песнь.

И вот наконец Леотрик дошел до конца Колокольного Коридора и увидел небольшую черную дверь. В коридоре позади него дрожали отзвуки похоронного звона, передавая друг другу вести о прощальном обряде, а погребальная песнь музыкантов медленно струилась между ними, словно процессия высокопоставленных чужеземных гостей, и все они предвещали Леотрику недоброе.

Под рукой Леотрика черная дверь тотчас же распахнулась, и юноша оказался на открытом воздухе в просторном внутреннем дворе, мощенном мрамором. Высоко над ним сияла луна, призванная туда рукою Газнака.

Тут почивал Газнак, а вокруг него расселись волшебные музыканты, играя на струнных инструментах. Даже спящий, Газнак был закован в броню, и только его запястья, лицо и шея оставались обнажены.

Но главным дивом этого места были сны Газнака; за пределами двора зияла бездонная пропасть, и в эту спящую бездну низвергался белый каскад мраморных лестниц: ниже они расходились террасами и балконами, украшенными прекрасными белыми статуями, и снова спускались широкими ступенями дальше, к нижним террасам, что терялись во тьме: там бродили темные размытые тени. То были сны Газнака, порождение его мыслей, они застывали в мерцающем мраморе и под игру музыкантов исчезали за краем пропасти. А тем временем в мыслях Газнака, убаюканных нездешней музыкой, рождались шпили и башни, прекрасные и хрупкие, неизменно устремленные ввысь. Мраморные сны медленно колыхались в лад музыке. А когда зазвонили колокола и музыканты заиграли погребальную песнь, повсюду на шпилях и башнях вдруг заухмылялись безобразные горгульи, и гигантские тени стремительно метнулись вниз по ступеням и террасам, и в бездне послышался сбивчивый шепот.

Едва Леотрик миновал черную дверь, Газнак открыл глаза. Он не взглянул ни направо, ни налево, но в следующее мгновение был уже на ногах, не сводя с недруга глаз.

Тогда маги заиграли на своих инструментах заклинание смерти, и лезвие Сакнота негромко загудело, отражая чары. Завидев, что Леотрик не рухнул наземь, и заслышав гуд Сакнота, маги вскочили и обратились в бегство, по пути оглашая тьму скорбным перебором струн.

И вот Газнак со скрежетом извлек из ножен меч, самый могучий в мире (если не считать Сакнота), и медленно зашагал к Леотрику; он улыбался, хотя собственные сны уже предсказали чародею его участь. Когда же сошлись Леотрик и Газнак, они поглядели друг на друга, и ни один не проронил ни слова; но в следующее мгновение меч ударил о меч, и клинки узнали друг друга и не остались в неведении касательно того, откуда враждебный меч взялся. И когда бы меч Газнака ни сталкивался с лезвием Сакнота, он, сверкая, отскакивал, словно град с покатых крыш, но когда удар приходился на броню Леотрика, латы крошились слой за слоем. А на доспехи Газнака Сакнот обрушивал один яростный удар за другим, но неизменно возвращался вспять, так и не оставив на металле следа, к вящей своей досаде; и, сражаясь, Газнак держал левую руку у самой головы. И вот Леотрик нанес меткий и могучий удар прямо в шею врага, но Газнак, схватив собственную голову за волосы, поднял ее как можно выше, и Сакнот встретил на пути только воздух. В следующее мгновение Газнак вернул голову на место, причем все это время маг орудовал мечом весьма проворно; снова и снова замахивался Леотрик Сакнотом, целя в шею врага под бахромой бороды, но всякий раз левая рука Газнака опережала удар клинка, и голова поднималась вверх, и меч проносился под ней, не причиняя вреда.