– Вовремя, поскольку ты получила работу, которую хотела.

– Вообще ты понятия не имеешь, чего я хочу.

– В таком случае скажи мне.

«Да, Грейс, скажи ему».

Но он стоял здесь, такой большой и уверенный в себе, невероятно широкоплечий, достаточно сильный, чтобы принять на себя беды всего мира.

Что он и сделал.

А что сделала она? Именно то, в чем он ее обвинял. Она слепо следовала по предназначенному пути, не тратя времени на то, чтобы подумать, хочет ли этого и способна ли бороться за собственные надежды и мечты.

Ей стало стыдно. До глубины души. Она понятия не имела, как скажет ему, что хочет отказаться от единственного, что умеет хорошо делать, и начать сначала. Что желает сохранить свой маленький придуманный мирок, который создала для себя. Поэтому она молча ушла на кухню.

– Как насчет того, чтобы испечь корзиночки? – спросила она Тоби.

– Здорово!

Входная дверь хлопнула, и Грейс ощутила прилив самых различных эмоций.

Сожаление.

Беспокойство.

Потеря.

И что-то еще. Что-то, от чего стало неприятно в животе, потому что казалось, сердце рвется.

«Ну что, развлекаешься?»

Шоколад дешевле психотерапии, и о визите не нужно договариваться.

Через четверть часа Джош уже был в больнице, стараясь сосредоточиться на пациентах, что оказалось нелегко. Почему он поскандалил с Грейс? Потому что она так утвердилась в его жизни, что теперь он не мог представить существования без нее? Потому что она получила работу, которую даже не слишком хотела, и теперь уедет?

Все это не имеет смысла. Он всегда знал, что она уедет. А если станет работать в Сиэтле, тоже не беда – это не слишком далеко.

Но не в этом дело. Дело в том, что уже ничего не будет, как прежде.

Его вина.

Его гребаная вина.

Он позвонил Райли и спросил, есть ли у нее время посидеть с Тоби, чтобы Грейс могла уйти, если пожелает. Райли пообещала приехать.

Следующие пять часов Джош провел за работой и к концу смены хотел одного – свалиться в постель.

Но в коридоре его поймала Мэлори. Она была в розовом больничном костюме и выглядела несколько озабоченной.

– Есть минута? – спросила она.

Сегодня в приемном покое творилось нечто невообразимое. На шоссе столкнулись пять машин, обычные сердечные приступы и похмелье, а также целая куча стрептококковых ангин. И Мэлори постоянно была рядом.

– Для тебя – всегда.

– Ой, только не заставляй меня сказать Таю, что я выхожу не за него, а за его лучшего друга, – улыбнулась она.

– Сообщи, что поняла: замуж нужно выходить за настоящего мужчину.

Она рассмеялась. Но ему не удалось сделать того же. Мэлори посмотрела на него, и ее улыбка померкла.

– О Джош, ты этого не сделал!

– Что именно?

– Ты все испортил?

Джош покачал головой.

– Что заставляет тебя так думать?

– У тебя есть пенис.

Джош перевел дыхание.

– А может, нечего было портить.

– О Господи, как может такой умный парень, как ты, быть таким тупым?

– Тупым?

– Именно! Ты влюбился в нее, Джош. Я точно это знаю. Мы все это знаем. Это написано на твоем лице и проявляется в каждом твоем движении, когда она рядом.

– Я веду себя с ней точно так же, как со всеми, – возразил он.

– В самом деле? И всем няням платишь по тысяче долларов в день?

– В неделю, – пробормотал он. Но она не слушала. Она рвала и метала.

– Понять не могу, как ты этого не видишь? Неужели не смотрел свое фото в Фейсбуке? Не замечал, что последние недели ты куда спокойнее?

Она неожиданно ударила его в грудь.

– «Расслаблен, Джош»! Ты! Черт, да ты даже продал практику, чтобы иметь время на личную жизнь. Так что проснись, понюхай чертовы корзиночки! Ты сходишь по ней с ума! Даже позволил себе зависеть от нее! Ты, король независимости от всех на свете!

– Я плачу за то что на нее можно было положиться.

– Да, ты и мне иногда платил, когда я работала у тебя в офисе при нехватке персонала, – напомнила она. – Но при этом мы не занимались этим у бассейна, как парочка подростков.

– Она тебе сказала? – недоверчиво спросил он.

– Не она. Анна. Мы с Эми пытались выведать у Грейс подробности, а она слова не сказала. Знаешь почему?

Джош почти ничего не боялся, но даже он опасался Мэлори, когда ее глаза становились безумными. И поэтому ничего не сказал.

– Все потому, что ты не хочешь признаваться, когда терпишь поражение, – выпалила она, подбоченившись.

Он старался не отступить и держал оборону на случай, если Мэлори решит снова ударить его, потому что для такой миниатюрной девчонки дралась она очень больно.

– Вот что я скажу: я люблю тебя, но если каким-то образом ранишь Грейс… не знаю, что сделаю. Зависит от того, что ты натворишь.

И снова он во всем виноват.

«Потому что так оно и есть, кретин…»

Джош ущипнул себя за переносицу.

– Послушай, уже поздно. Я устал. Ты устала. Для чего ты просила минуту моего времени? Сказать что-то важное или орать благим матом?

Мэлори вздохнула.

– Едва не забыла. Хотела знать, сможешь ли на этой неделе отработать смену в Центре охраны здоровья?

– В зависимости от того, когда уедет Грейс и смогу ли я найти кого-то, чтобы присмотреть за Тоби.

– О да. Верно.

Мэлори снова вздохнула и вдруг стала спокойной. Очень спокойной.

– Знаешь, я все время твержу себе, что она на самом деле не уедет.

Он знал. Знал, потому что с ним творилось то же самое. При мысли о Грейс, уезжающей в Сиэтл, у него начинало болеть все.

И сердце тоже.

Что, конечно, доказывало правоту Мэлори. Он с ума сходил по Грейс и понятия не имел, что испытывает она. Вначале он ошибочно считал, что она нуждается в нем. Что это ОН делает ей одолжение.

Он ошибался. Очень ошибался.

Грейс не нуждается в том, чтобы центром ее вселенной был мужчина. Она ни от кого не зависит. И никогда не будет просто красивой игрушкой мужчины. О чем он думал, предполагая это? Тем более что если уж быть честным, это она заботилась о нем с самого первого дня.

– Я еду домой, – сообщил он. – Если только не хочешь снова меня ударить.