В начале Средних веков первая медицинская школа в христианской Европе была основана в Салерно, в Южной Италии. Там врачи — мужчины и женщины — занимались акушерством и гинекологией, а также общей медициной. Одна из женщин, некая Тротула, чей расцвет пришелся примерно на 1050 год, считается автором учебника о женских болезнях, который издавался позже под разными названиями и на разных языках. В одной из версий — английский текст начала XV века — Тротула дает такой совет женщине с опухолью в груди: «Уничтожьте это с помощью 1 драхмы армянского болюса, 3 унций розового масла. Наносите с уксусом и соком сморчков… Также экскременты мужчин, если их сжечь, излечивают раковые язвы, которые кажутся неизлечимыми». Судя по всему, различные экскременты очень высоко ценились в излечении рака груди, будь то «козий навоз, смешанный с медом» или «мышиный помет, разведенный водой»[316]. Такие советы позволяют предположить, что лекари недалеко ушли в лечении рака груди от экскрементов ос древних египтян и сожженных летучих мышей древних греков.

Другие латинские и народные манускрипты позволяют узнать, какую роль народные средства играли в средневековой медицине. Пейре де Серрас, например, живший примерно в 1350 году возле Авиньона, советовал женщинам, которые испытывали проблемы с деторождением, болезненные менструации или боли в грудях, вызванные кистой, абсцессом, раком или ежемесячными гормональными изменениями, пить настойку из корней самбука, вымоченных в уксусе в течение девяти дней. Еще одним популярным народным средством для лечения болей в грудях был пластырь, изготовленный из свиной крови [317]. Пластыри могли, по крайней мере, зафиксировать пораженный участок, а если симптомы исчезали, то его широко расхваливали, даже если больная в конце концов умирала. Неудивительно, что с такими «лекарствами», прописанными лекарями, средневековые женщины цеплялись за веру в помощь свыше. Молитвы в церкви Пресвятой Деве и святым защитникам или под их изображениями над постелью хотя бы не приносили вреда. Как было сказано выше, многочисленные истории о чудесном исцелении, пришедшем от священников и святых, показывают, насколько тесно переплетались религиозные верования и медицинская практика.

В XIII веке итальянские хирурги Бруно да Лонгобурго, Теодорик Боргоньоне и Гульельмо да Саличето написали медицинские трактаты, в которых собрали все, что было известно к тому времени о раке груди. Гульельмо признавал, что лечение, состоящее из диеты и средств для местного применения, как правило, оказывается бесполезным и что без хирургического вмешательства рак груди вылечить невозможно. Операция предполагала удаление всей пораженной части «очень острым ножом». Затем рану прижигали раскаленным железом и накладывали успокаивающие средства [318]. «Хирургия» Теодорика включала в себя иллюстрации, на одной из которых врач осматривал сидящую женщину, а на другой учил ее самостоятельно обследовать грудь на предмет обнаружения абсцесса [319]. В наше время особое внимание предлагается уделять именно обследованию груди, и на этом фоне иллюстрации Теодорика кажутся сильно опережающими свое время.

Анри де Мондевиль (ок. 1260–1320), наиболее известный французский хирург того времени, также высказался на тему груди. Он был придворным хирургом французского короля Филиппа Красивого и профессором хирургии в Монпелье и Париже и считал, что рак груди следует оперировать только в том случае, если есть возможность полностью удалить новообразование, иначе операция только ухудшит положение. Из своего опыта он знал, что разрез, проходящий по опухоли, приводит к образованию незаживающей раны, хотя причины этого он не понимал. В то время врачи не подозревали о том, что при такой операции раковые клетки могут распространиться по всему организму и рак станет системной болезнью.

Де Мондевиль также работал и над предположением Галена по поводу местоположения грудей: «Причины того, почему у женщин груди расположены на грудной клетке, тогда как у других животных они чаще расположены в другом месте, могут быть трех родов. Во-первых, грудная клетка — это благородное, заметное и целомудренное место, поэтому их можно пристойно показать. Во-вторых, нагретые сердцем, они возвращают свое тепло ему, и этот орган укрепляет сам себя. Третья причина относится только к большим грудям, которые, прикрывая грудную клетку, согревают, закрывают и укрепляют желудок»[320]. То, что де Мондевиль не знал из анатомии, он возмещал галантностью изложения.

Медицинские описания человеческого тела часто основывались на весьма скупых фактах, а иногда обходились вообще без них. Последнее особенно верно для грудного молока, которое со времен Гиппократа считали формой менструальной крови. Комментируя эту «поэтику молока и крови», историк Тома Лакер (Thomas Laqueur) рассматривает это утверждение как часть медицинской гносеологии, которая в большей мере полагается на клиническую и народную мудрость, чем на наблюдение [321]. В эпоху Возрождения художники-анатомы заходили настолько далеко, что рисовали соединение между сосудами матки и грудями, как на знаменитом рисунке Леонардо да Винчи [322].

Только благодаря работам Везалиуса (1514–1564) изучение анатомии превратилось в настоящую науку. Он был хирургом в Падуе и вскрывал трупы, поэтому смог изменить представление о функциях человеческого тела. Но основной его трактат об анатомии, подрывающий основы современной ему медицины и впервые опубликованный в 1543 году, все еще пронизан идеями Аристотеля и Гиппократа о женщинах. Например, Везалиус верил, что субстанция, из которой образуется зародыш, состоит из «генитального семени» и «менструальной крови». Грудное молоко по-прежнему оставалось загадкой, превращаясь из крови в молоко по пути к грудям. Интерес Везалиуса к грудям был сосредоточен на потребностях новорожденного, как это видно из следующего описания: