— Они не здесь, — мягко произнес голос позади нее. Он был спокойным, четким, прохладным, как сладкая вода из родника. — Ты и я. Только мы двое, Анастасия.

Руки графа и Диего исчезли из ее ладоней, все трое растворились, как дым от свечи. Настя поняла, что она уже не в комнате, а в каком-то ином пространстве.

— Кто ты? — Страх продолжал сжимать сердце.

— Я Проводник. Не оборачивайся, — предупредил он ее. — И не бойся. Разве не учили тебя слушать интуицию?

Настя почти рассмеялась. Учили. Демон то и дело шпынял ее, напоминал о необходимости доверять внутреннему голосу. На этом уроки заканчивались.

— Твоя душа еще очень слаба. А сразу научиться сложно, — поддержал ее голос.

— Куда же ты меня поведешь?

— Туда, где все началось.

Она почувствовала, как на плечи легли его руки. И тут же сильно закружилась голова. Ее подхватило и завертело так, что, когда вращение прекратилось, она рывком вдохнула воздух. И открыла глаза. Вместе со зрением вернулся слух, звуки обрушились с такой силой, что Настя подалась назад.

— Стой тихо, нас не видят, — прозвучал голос за спиной.

Настя послушалась. Но как тяжело было ему поверить! Они оказались на деревянном помосте. Вокруг — ревущая гневная толпа, а по краям площади, словно вытесненные людьми и жмущиеся у края, — невысокие домики с треугольными крышами. Это была не Барселона, а какая-то северная страна с морозным прозрачным воздухом. Настя не понимала, что кричали люди в толпе, но было видно, что они требуют, наслаждаются, ликуют от удовольствия. Простые лица и одежда слились в одно коричневое блеклое пятно. Она перевела взгляд на помост и содрогнулась: справа от них палач сек белое, с багровыми от ударов плети полосами тело женщины. Настя схватилась за пояс: меча не было. Проводник остановил ее, положив руки на плечи.

— Стой. Смотри.

Ее мутило от этих полных ненависти воплей. Что бы ни сделала женщина, она не заслужила такого позорного наказания.

Словно отклик на ее мысли, раздались крики и топот копыт. Толпа отхлынула от эшафота, нехотя пропуская трех всадников. Один из них повелительным возгласом остановил палача, двое других поднялись на эшафот, прикрыли тело и отвязали женщину от столба. Несмотря на недовольство толпы, арестантку увезли. Настя вздохнула от облегчения. Невидимый спутник сжал ее плечи. Спустя мгновение Настя оказалась в спальне с высоким альковом. На кровати лежала та самая женщина. Две служанки смазывали следы от кнута дурно пахнущей мазью. Настя стояла совсем рядом и могла рассмотреть, что перед ней совсем юная девушка.

— Это девушка с картины. Ее высекли как блудницу, потому что она позировала художнику. Ее забрал к себе градоначальник. Он узнал, что девушка из состоятельной семьи.

— Он спас ее?

— Спас для себя. Он обесчестит ее, как только заживут раны. И тогда она возненавидит все вокруг.

Внезапно стемнело. Настя снова очутилась на улице. Мимо нее скользнула, завернувшись в плащ, та самая девушка. Проводник подтолкнул в спину, и Настя пошла следом.

Шмыгнув вслед за девушкой в маленькую дверь, Настя оказалась в потайной часовне, завернула за алтарь и долго спускалась в подземелье. Скрипнула дверь, пахнуло дымом трав, они оказались в каменном подвале. Девушка зажгла свечи, достала из сумки книгу в кожаном переплете.

Настя почувствовала, что ее ноги прирастают к холодному каменному полу. Это была та самая книга, в которой хранилась частица Ноктурны.

Девушка открыла страницу, заложенную шелковой лентой, начала рисовать мелом звезду и символы.

— Она решила продать свою душу. Чтобы взамен обрести силу для мести. Только она не подозревала, что эта книга — часть Ноктурны. Девушка не просто потеряла душу, но стала частью хранилища энергии Ноктурны. Первая дочь Люцифера, та самая, что искала книгу в Венеции, управляла ею.

Раздался скрип, словно что-то придвигалось к ним на колесах. Настя пересилила детский ужас, вспомнив некстати про страшилку с гробом на колесиках. Но на всякий случай отступила так, чтобы чувствовать спиной присутствие Проводника.

Навстречу девушке из темноты выехало большое зеркало в золоченой раме, прикрытое покрывалом. Сердце Насти забилось, как бешеное. Целый склад таких зеркал находился в палаццо у графа Виттури, в Венеции.

— Я не хочу это видеть, — прошептала она.

Проводник снова положил руку ей на плечо. Колени перестали предательски дрожать.

Тем временем девушка подошла к зеркалу и сдернула покрывало. Стекла в зеркале не было, только темный провал, мутно-блестящий и дрожащий. От девушки отделилась ее светлая прозрачная копия, которая сгустилась в шар белого света и нырнула в тьму зеркала. А взамен из мутной глади вылезли черные щупальца, которые вонзились в кончики пальцев, пупок, глаза девушки, залезли ей в рот, так что Насте стало душно. Все произошло очень быстро, и зеркало с появившимся вдруг стеклом стало отражать, как обычное.

Снова перемещение. Настя уже стояла на холме и смотрела вниз, на горящий город. Мимо нее по дороге ехала верхом на лошади девушка с картины, только в глазах вместе с пламенем плескалась ненависть и разрушительная сила.

— Она отомстила обидчикам: сначала жители растерзали живьем градоначальника, потому что пошли слухи о его служении сатане, а потом войска, присланные королем, разрушили город и сожгли его дотла. И всего этого она добилась сама. Теперь она едет домой. Отомстить своей семье, а еще заказать художнику другую картину, которой желает передать часть своих сил: ноша зла слишком тяжела для тела смертной.

На рассвете они подошли к маленькому домику на перекрестке двух узких улиц. Настя понимала, что это совсем другой город.

Дверь была приоткрыта, они вошли. Поднявшись по скрипучей лестнице, оказались в комнате с низким потолком. Разбросанные тряпочки, перемазанные в краске кисти и Толсты не оставляли сомнений в профессии хозяина. На постели, прижавшись друг к другу, в полутьме свечи и рассветной серости двигались два обнаженных тела.

Настя стыдливо отвела взгляд. Но до нее долетали шепот, стоны, поцелуи, скрип кровати. Мимо прошла обнаженная девушка, нашла одежду, стала одеваться. Она проворковала что-то художнику, тот кивнул. Девушка оделась и ушла, улыбнувшись так злорадно, что Настю передернуло.

— Он дал согласие нарисовать портрет.

— И что теперь?

— Если он это сделает, его душа не будет знать покоя. Если нет, станет рисовать так, что сделается знаменитым еще при жизни.

Художник тоже оделся, взъерошил волосы, пригладил бороду. Обернулся на скрип ступенек и стук.

Дверь открылась, на пороге, высокий и зловещий, появился человек в черном плаще и капюшоне, под которым не было видно лица. Он произнес слова приветствия. Художник кивнул, пригласил его сесть за стол.

Настя оказалась позади сидящего посетителя, лицом к художнику. Посетитель говорил низким, чарующим голосом. На стол лег увесистый мешок с монетами. Художник нервничал, ерошил волосы, приглаживал бороду, слушал посетителя и кивал. На лице его отражались муки сомнений.