Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего не изменилось: те же, что и везде, серые в массе своей, лица – под цвет пальто (в Москве и К* то же самое – собственно, т. н. столичная Россия от нестоличной в этом смысле малоотличима); все та же ругань то в одной, то в другой точке телоскопления; все те же орущие киндеры, их усталые мамаши, поддатые или посматривающие «еще левее» папики, (не)раскрашенные девицы и (не)интересные вьюноши, а также… Это – в массе. А если вычленить лица? Лицо? Хотя бы одно? «Ладно, а если со спины?» – «Лицо со спины?!» – «Смотря какая спина. Вон девочка со скрипкой пошла… Со спины видно, что у нее лицо, а не ж***!» – «Сама придумала?» – «Да, только что…».
Но кто ж даст себя разглядеть хорошенько! Потому – как неизбежность сна – музыка, анестезийно затапливающая мозг, вымывающая из него образ «среднестатистического рЯзанца»: вкалывающего от сих до сих, слегка «гакающего» да уезжающего по выходным на дачу со своей дамкой, тоже вкалывающей и слегка «гакающей». Но если ей о том скажут, непременно оскорбится: «Сань, Гляди-ка, разве ж я Гакаю?..» – и в койку поскорей, в койку, а потом – закусить.
* * *«Рыбка плавает в томате, / Ей в томате хорошо, / Только я, едрёна матерь, / Места в жизни не нашел! / Надоело жить в рЯзани, / Всюду грязь, говно и пыль. / Милый, сделай обрезанье, / И поедем в Израи́ль!»[125]
* * *Куда пойти, куда податься. Особенно некуда, хотя пресловутых кафе, баров, клубов и cinema хватает, однако… Пойти в смысле испытать «эстетический кайф»: практически некуда. Но, быть может, в киноклуб, если тот дышит? Или в камерный зал? В музучилище – маленький оазис, который мнится оазисом, опять же, по прошествии времени? На случайный качественный концерт – к черту на рога? Или в Кукольный театр (все еще классное фойе)? А может, в Драм? В художественный или краеведческий – тарам-пам-пам – музей? Как ныне сбирается вещий Олег… В поход за прошлым своим веком. Долог ли будет, короток ли?
Голос: «А зато у нас Ледовый дворец построили!»
Остается Набережная – «великая и могучая». Набережная, куда непременно приводят гостей города – да и куда их еще? Не солить же в спальном районе, и уж, конечно, не в каменные джунгли уродливых хрущоб «помещать». Итак, выход един: рЯзань, Кремль. Историко-архитектурный музей-заповедник. Охраняется, как может, государством. Летом – излюбленное место самовыгула и самовыпаса рЯзанцев, про Набережную Неисцелимых едва ли слышавших. На холмах все того же «заповедника» народ потягивает пиво; вьюноши знакомятся с дэвушками – и обратно; мамаши, киндеры, влюбленные… (интересно, куда они – «влюбленные» – потом деваются? Почему «в этих» превращаются? Вопрос сродни сэллинджеровскому, про уток).
Все также девки рЯзанские (тульские, воронежские, тверские, московские, etc. – здесь разницы между Россиюшкой столичной и нестоличной снова нет) «хочут в жоны». Все также «жонихи» (от Москвы до самых до окраин) поначалу отмахиваются, но потом-таки сдаются на милость всепожирающего «гнездышка». А «кошерными жóнихными местами» считаются в рЯзани «Автомобилка» (раньше – училище, теперь Военный автомобильный институт), «Связь» (филиал Университета связи), ВДВ (Институт воздушно-десантных войск) и экс-школа МВД – вроде не наврала (теперь сие звучит так: Академия права и управления Федеральной службы исполнения наказаний). А из «обратных» – «кошерных невестинских пастбищ» – мед-, муз-, педучилища, а также пединститут. Раньше в рЯзани модно было «ходить с курсантиками» – даже еще во времена юности автора сего текста («Стареешь, мать!»), когда люди в форме перестали «котироваться в народе» по разным причинам, а уж среди меркантильных особей Ж-пола и подавно.
Бородатый пейсатиль-абориген, представитель местного союза экс-совписов: «Ну и что?! Какие такие особенные стихи? Какие рифмы? Ничего понять нельзя! Вот если б она писала как „Что стоишь, качаясь…“, мы бы ее печатали. А так…».
Жизнь спустя: сплошной частокол слов, заслоняющий собой городок (городок в стране, страна на шарике, шарик черт знает на чем держится: и вообще, черт знает что!), который – что? Любишь? Ненавидишь? Всё слишком сильные чувства, а потому ни то, ни другое – далее пропуск слова; далее – на усмотрение читающего. […]
Variant: Так любят, быть может, урода собственного изготовления. Или даму-алкоголичку, изготовившую ваше же тело. Или воспоминание о зубном враче – скажем, красивой и одновременно ужасной женщине-стоматологе, вырвавшей вам в детстве зуб: красная ватка, плевательница, «Ну вот и все, а ты боялся!..». И потому совершенно не важно, столичная ли эта Russia, та «заграница», или не– (само вещество цвета хаки едино); как, собственно, и сама планетка (наверняка и там есть градации по степени удаленности от центра), и стоило ли вообще о том?
Простые люди, они же дворовые people: «Голову! Голову! Отрубить голову-у-у-у!!!..».
Последние десять объявлений: «П., 18.09: Фитосауна. Уникальный метод лечения и профилактики у вас дома», «Суббота, 11.20: Ищу друга!», «Понедельник, 17.24: Окажу помощь в поиске людей», «Среда, 18.27: Ищем Людмилу Прокофьевну, девичья фамилия Данильченко», «Среда, 17.27: Ищу электронный адрес издания „День за днем в Путятино“», «Пятница, 07.35: Продам домашнего ежа, недорого», «Суббота. 19.00: Поиск человека в дер. Низки», «Воскресенье, 18.00: Поиск человека в дер. Низки», «Воскресенье, 20.01: Продам землю», «Понедельник, 13.00: Продамся: английский свободно».
* * *«„Такою странною…“ любят, вероятно, лишь землю, забрызганную кровью, до сих пор капающей с восхитительных ножек немой Русалочки»: кто-то. Кому-то. Автор нестоличный – автору столичному? Или наоборот? Но что такое провинция/столица, «эта»/«та» страна, как не набор по-разному пахнущих букв? Да и при чем тут теперь автор!
Февраль 2007
СтрогА
[холст, масло[126]]
Когда впервые увидела ее в мастерской,